Ты даже не пытаешься. Можно было бы еще раз хорошенько взглянуть на неё. Не просто посмотреть, а обратить внимание, действительно заметить. Нашарить в памяти какие-то лица, наложить, сопоставить. Похожа? На кого? Припоминаешь знакомые черты? Можно было бы сопоставить с самим собой, видишь эту рожу каждый день, сверлит глазами, и ухмыляется уголком рта прямо из зеркала. Что-нибудь есть общее? Ну хоть что-нибудь? Глаза, нос, родимое пятно, блядь, в форме клевера за ушком?
Можно было бы. Но нахуя? Ты не пытаешься, тебе по большому счету, плевать.
Взгляд лениво и без особого интереса скользит по рваной футболке, цепляется за хуевину на шее, в которой ты узнаешь ирландскую монету в 2 евро, ну охуеть теперь. По темным, почти черным глазам, и нелепой челке, скрывающей брови, лезущей в глаза. Ты не её отец, что бы там малышка не вбила себе в голову, однако с генами ей повезло, мама наверняка была симпатичной.
— Я в душе не ебу, кто ты такая и че тебе от меня надо. Это - паб. Барная стойка - в ту сторону, — делаешь рукой в воздухе невнятный жест, то ли отмахиваешься, то ли правда пытаешься указать ей в сторону барной стойки. В любом случае, интерес к девчонке моментально пропадает, и ты опускаешь голову, чтобы вернуться к счетам и тихому мату сквозь стиснутые зубы. Какого хуя Шейла заболела так невовремя, и почему ты, блядь, должен заниматься этими бумажками, ты уже хуй знает сколько ничего из этого не делал!
Когда рядом снова раздается голос девчонки, как-то слабо удивляешься, что она всё еще здесь, но даже не собираешься поднимать голову. Заебала. У тебя нет блядь времени играть в сраные дочки-матери, или что она от тебя хочет. Какая нахуй дочь, о чем она вообще? У тебя нет никаких детей. И нет никаких родственников. Один единственный долбоеб отсыпается сейчас на втором этаже, какого хуя она от тебя хочет?
Внезапный толчок в грудь все-таки заставляет поднять голову. Ты смотришь на девчонку в немом охуении: она там блядь что ли попутала что-то? Ты - последний человек, кого кто-то в здравом уме решит толкнуть. Ты блядь не выглядишь как человек, которого можно толкнуть. А она смотрит нетерпеливо, хмурит брови и явно чем-то там недовольна.
Хватит, заебала. Ты поднимаешься со стула с привычной тебе плавностью, никуда не торопясь. Заводишь руку вперед, сжимаешь руку на её запястье действительно сильно, может хотя бы оставшиеся в напоминание синие следы научат не лезть, и съебывать из поля зрения, когда "общению" очевидно не рады.
Почти не чувствуешь веса девчонки, кажется, она сопротивляется и дергает рукой, брыкается, однако ты продолжаешь тащить её прямо ко входу. Между прочим, у тебя есть все основания выставить её отсюда нахуй: она не выглядит так, как будто ей есть 21 год. Да что там блядь, она не выглядит так, как будто ей есть 18.
Выпихиваешь девчонку на улицу, от дверного проема тебя обдает горячим, почти раскаленным воздухом, так, что ты невольно морщишься. Блядская Калифорния, круглый год жара как в печи, а летом на улицу выйти практически невозможно. И тебе хочется только одного - вернуться обратно, в прохладу паба, и разобраться уже в этих ебучих счетах, однако ебанутая малышка даже не думает отставать.
Вцепляется в твою руку мертвой хваткой, и только ты решаешь стряхнуть её, как начинает суматошно что-то тараторить. Просит, нет, умоляет блядь выкурить с ней одну сигарету на улице. Смотришь на неё скептически, кто ей блядь продал сигареты? Хотя, какая нахуй разница. Может, если ты выкуришь с ней сигарету, она хотя бы тогда наконец отъебется.
Тебя это всё даже немного забавляет. Странная, явно ебнутая на голову малышка, которая с чего-то возомнила себя твоей дочерью. Ты вздыхаешь и все-таки выходишь из паба, ощущая себя примерно так, как ощущает себя окорочок, только что засунутый в раскаленную духовку. Хотя, конечно, ты охуенно разбираешься в ощущениях окорочков...
Выуживаешь из пачки сигарету, перехватываешь её губами. Короткий щелчок зажигалки, ты прикуриваешь и даже не пытаешься предложить сигарету ей. Просила покурить с ней - ну вот, ты стоишь, куришь. Разве не заебись? Че еще надо?
