шмотки. сверху кожаная куртка, волосы собраны в хвост

Итак, с твоего возвращения в Сакраменто прошла неделя. Целая неделя, а ты всё никак не могла придти в себя и окончательно успокоиться. Наверное, дело было в том, что ты вернулась в родной город слишком рано, поездка-то рассчитывалась на три недели минимум, а оборвалась так внезапно... Без денег и без компании путешествовать было не весело. Даже, если честно, тоскливо. И опасно. А еще голодно, а по ночам даже холодно. Поэтому, да, ты с позором вернулась в Сакраменто, но упорно не желала прекращать блядовать.
Паб у Джека постепенно превращался в твое любимое место в городе. Потому что тебя здесь уже все знали - это раз. Если не было денег, можно было пафосно выкрикнуть что-то вроде "запишите на мой счет!" и, блин, записывали. Потому что ты всегда возвращалась, всегда в итоге деньги приносила, а самое главное, Джек попросту знал, где ты живешь. Ну и, в третьих, тебе здесь без проблем продавали алкоголь. Абсолютно любой, в неограниченных количествах, лишь бы из ушей не потекло. Или из каких-нибудь других интересных мест. Нет, конечно, тебе и в других местах периодически продавали, но не везде. Не всякий бармен велся на твои поддельные документы, а тебя невероятно-невероятно злило, когда ты приходила веселиться, а тебя самым наглым образом обламывали. Нелюди какие-то, ну честное слово...

- Действие, - заявляешь ты уверенно, когда подходит твоя очередь выбирать. Вы, наверное, совершенно зажрались и умирали со скуки, потому что решили, что пить просто так - не достаточно весело. Поэтому да, вы, как взрослые и адекватные люди, развлекались игрой в "правда или действие". Тяжело вздыхаешь, предвкушая что-то интересное и пошлое, потому что загадывает Френки, а у неё все действия как-то связаны с поцелуями, мацаньем, раздеванием и прочей дребеденью. Хотя, может быть, ты именно поэтому и решила выбрать действие. Тебе, блин, скучно! Представляете? Вроде смеешься, шутишь, уже один раз слазила на стол, потому что заиграла любимая песня, а всё равно что-то не то.
- Видишь во-о-о-он того парня. Белобрысого. У стойки. Вот тебе нужно его покорить! - ты сдвигаешь брови на переносице. "Покорить" - это прямо что-то новенькое. Обычно всё ограничивалось бестолковым "поцелуй", "попроси телефон", "признайся в любви" и так далее. Сообщаешь, что под "покорить" можно иметь всё, что угодно, и ты жаждешь конкретики. - Ну... Обязательно поцеловать! - хмыкаешь, изо всех сил стараясь не ржать. Ну честное слово, Френки ваще не меняется. И оригинальностью не отличается. - Но не просто. Придумай что-нибудь! Чтоб прям... покорить! - вздыхаешь в очередной раз. Потому что, видимо, для конкретики она все-таки слишком много выпила. Ты же, напротив, выпила ровно столько, чтобы мыслить адекватно и здраво, но при этом, страх, как и возможность смущаться, отвалились окончательно.
Ну, блин, ладно. Покорить, так покорить. Встаешь из-за стола и, практически не шатаясь, направляешься к сцене. Обычно никто не парится над тем, какая музыка играет, но, в принципе, могут поставить и то, что ты попросишь. Наклоняешься и шепчешь пареньку на ухо название песни, с удовольствием отмечаешь, как у него округлились глаза. Затем он ухмыляется, видимо, понимая, что ты собираешься чудить. И он, черт возьми, прав.
Joe Cocker – You Can Leave Your Hat On

К моменту, когда начинает играть музыка, ты уже около барной стойки, пытаешься не обращать внимание на гогот из-за столика, за которым сидела. Делаешь умилительные глаза в сторону Тима, который уже заранее делает рукалицо. То ли потому, что ему правда стыдно, то ли чтобы не стаскивать тебя с барной стойкой. Раньше времени. Потому что, знаете ли, да, это любовь. Ты и барная стойка. На веки вечные!
Кладешь руку на плечо парня, сидящего рядом, на барном стуле, упираешься в него и, максимально грациозно для своей пьяной головы, взбираешься на стойку. Тебе нравится эта песня. Всегда нравилась. Не находишь её ни пошлой, ни вульгарной, ни даже банальной. Под неё так и хочется двигаться, соблазнительно извиваться, качать бедрами, гладить себя руками, привлекая внимание именно к тем местам, каким тебе хотелось. И ты танцуешь. Совершенно уверенно, словно не опасаешься оступиться и как-нибудь очень больно наебнуться. Стаскиваешь с волос резинку, запускаешь ладошки в волосы, ни на секунду не переставая двигаться, волосы рассыпаются под плечами. Под такую песню хочется, черт возьми, раздеваться, а на тебе всего лишь куртка. Даже жалко, что ты предпочитаешь минимум одежды. Но, общем-то, даже куртку можно снять весьма соблазнительно. Оголить сначала одно плечо, затем другое, в конце концов стянуть её окончательно, бросая в сторону всё того же Тима.
Прямо сейчас все в пабе смотрят на тебя, наверняка даже любуются, не понимая, что вообще происходит. А тебе нравится. Делаешь несколько шагов по стойке, покачивая бедрами. Останавливаешься, медленно опускаясь на колени. Теперь уже стоишь на четвереньках, обводя свою аудиторию внимательным, хитрым взглядом. Всё для того, чтобы зацепиться взглядом за того самого белобрысого парня, и уже не сводить с него взгляда. О, ты умеешь быть соблазнительной, когда хочешь. Ты, в конце концов, порноактриса. Это твоя работа! И сейчас ты буквально раздеваешь Сета глазами, ползешь к нему прямо по барной стойке, медленно, не спеша, словно хочешь, чтобы каждый успел насладиться видом длинных ножек и соблазнительной позой.
И, наконец, добираешься до него. Наклоняешься, чтобы вы оказались на одном уровне, проводишь кончиками пальцев по скуле, ниже, к щеке, в конце концов останавливаясь на подбородке. Наклоняешься еще сильнее, вот теперь действительно рискуя наебнуться, но еще более бесстрашно. Пусть ловит! Такую девушку грех не поймать!
Целуешь. Прямо так, как сказал Френки. Сначала осторожно, пробуешь на вкус, с удовольствием ощущая привкус алкоголя. Цепляешься зубами за губу, кусаешься, становишься настойчивой и требовательной, он просто не может не ответить на этот поцелуй. Ручка тем временем, та самая, которой не держишься за стойку, скользит по шее, тянет за ворот рубашки, притягивая ближе, а затем направляется выше, теряясь в светлых волосах. Ну, если после такого он не покорится...

Тебе кажется, что слов будет достаточно для того, чтобы привести ваши, уже такие хрупкие, отношения к чему-то, что хотя бы с натяжкой можно было бы назвать порядком. Вообще-то, не привыкла извиняться. Обладаешь просто каким-то паранормальным везением, поэтому твои выходки довольно часто сходят тебе с рук. Но тебе не могло везти вечно. Хотя бы потому, что удача испортила тебя и ты, похоже, сама толком не понимала, как далеко зашла и насколько была виновата перед Томом. Словами можно исправить далеко не всё, даже если они были произнесены от чистого сердца. Ты всегда знала это, потому что такие вещи очевидны любому человеку, они лежат на поверхности. Но, похоже, окончательно до тебя дойдет лишь сегодня. Есть вещи, которые просто не в твоей власти. Ты можешь хотеть бесонечно сильно, но это ничем не изменит. Даже, если предмет желания - всего лишь человек. Даже, если предмет желания - целый Человек, самое родное и любимое, что только есть на этом свете. Человек, который так долго был твоим, но которого ты внезапно перестаешь ощущать...
Тебе действительно больно видеть его таким. Ты не ожидала, что он будет вести себя так странно. И уж тем более не ожидала, что его поведение найдет в тебе такой сильный эмоциональный отклик. В смысле... Он только что убил человека. Как последний психопат, убил человека по причине, которая не является уважительной ни для кого в этом мире. И ты должна была злиться. Должна была опасаться его, даже бояться. Ненавидеть, как ненавидела десять минут назад, когда вы находились в этой треклятой гостиной. Ты должна была собрать вещи, хлопнуть дверью и уйти. Окончательно. Навсегда. Потому что он, черт побери, переступил границу. Одно дело - обычные драки. Не клево, но не совсем ужасно. Точно так же, как не страшно, когда он делает плохие вещи, защищая тебя. Но здесь же... Ничего этого не было. Просто прихоть. Желание доказать что-то себе, а самое главное, тебе.
Ты должна ощущать всё это. Это логично и правильно. Так поступила бы любая на твоем месте. Но смотришь на то, каким разбитым он выглядит, как растерянно скользит взглядом по комнате, словно выглядит её впервые, как едва заметно морщится от боли, когда ты обрабатываешь очередную царапину. И ты не можешь чувствовать ничего, кроме вины и ненависти к себе. Такие глубокие, насыщенные чувства, накрывающие с головой, лишающие воли и здравого рассудка. Зачем что-то столь ужасное вообще существует на свете? Ты никому и никогда, даже самому ненавистному врагу, не пожелала бы таких чувств. Ты сделала это с ним, Лола. В том, что произошло, нет ничьей больше вины. Только твоя собственная. Слишком много... Мертвый человек в соседней комнате, тот, которого ты почти полюбила. Живой человек рядом, тот, которого любишь и роднее которого просто не может существовать. И всё же, ощущения тебя подводят... Ты не чувствуешь Томаса, как прежде. Кажется, что он ускользает от тебя, и эта ваша связь, такая прочная, казалось бы, нерушимая, вот-вот порвется. Ты чувствуешь это и понимаешь по тому, как болит нечто там, глубоко в груди. Наверное, то самое, из-за чего эта связь и появилась...

Его взгляд и его слова тебя добивают. Прижимаешь ладонь ко рту, изо всех сил сдерживая истерику, которая вот уже, совсем рядом. Ты почти оказалась в её удушающий объятиях. Тебе так страшно, так больно и так плохо, что голова отдает телу едиснтвенно знакомую команду - бежать. Это происходит каждый раз, когда случается что-то ужасное.
Но не в этот раз. Сегодня ты просто не можешь убежать. Не простишь себе, если струсишь в очередной, решающий раз...
- Потому что я не могу потерять тебя. Не во второй раз. Я этого просто не вынесу, - ты подвигаешься к нему ближе, подлезаешь под руки, ладонями касаешься его лица. Жмуришься и лбом утыкаешься ему в лоб. Сейчас, когда тебе кажется, что вы вот-вот окончательно порветесь, хочется быть ближе. Прижаться, обнять, по возможности максимально сократить расстояние между вами, будто это оно виновато. Если бы всё было так просто...
- Мне было так одиноко без тебя. Так пусто. Я не хочу испытать это снова, - шепчешь совсем тихо, слезы продолжают катиться по щекам. Ты говоришь чистую правду. Не смогла бы привязать его к себе ложью, даже если бы очень захотела. Ты так устала, вымотана, тебе так больно и страшно, что ты едва соображаешь. Всё, что у тебя осталось - твоя правда. Затаенная, упрятанная так глубоко в голове, что в любой другой момент ты просто не смогла бы её озвучить.
Эти два года были действительно тяжелыми для тебя, хотя ты, конечно, не показывала виду. Ходила на работу, разговаривала с людьми, ела, пила, одним словом, жила. Хотя, если бы тебя спросили, ты бы не стала называть это жизнью. Скорее, существованием.
Два года назад, когда ты сбежала, то словно потеряла часть себя. Самую важную, ту, которая отвечала за эту самую жизнь. Вместе с этой частью канули в небытие счастье, радость, печаль и даже банальная, человеческая эмоция, которая называлась "хорошо". Тебе было никак. Два года ощущала в груди сосущую пустоту, она отзывалась тупой болью каждый раз, когда ты вспоминала Томаса. Потому что его отсутствие и стало причиной твоего такого состояния. Ты просто не могла без него. Десять лет назад твоя жизнь поделилась на "до Тома" и "после Тома". А два года назад ты узнала, что такое "без Тома". И это оказалось худшим, что когда-либо случалось в твоей жизни.
Тебе казалось, что если ты снова хоть на секунду ощутишь эту леденящую пустоту в груди, то просто погибнешь. Опустишь на пол и не сможешь больше подняться. Или, если организм не окажет тебе такую услугу, разделаешься с ним самостоятельно. Уже погибала, потому что пустота накатывала, словно волны, одна за другой. Ты не можешь допустить, чтобы он ушел. Просто не можешь. Потерять его - всё равно, что потерять жизнь. Потому что, как бы страшно ни было это признавать, он и есть жизнь.
- Я не хочу жить без тебя, Том... Я не могу, и не хочу. Без тебя просто нет жизни, понимаешь? - отстраняешься. Тебе неудобно сидеть так, сбоку, когда он сидит прямо. Тебе приходится удерживать равновесия и подлазить. Тратить силы, которых, на самом деле, совсем нет. В конце концов, просто оседаешь на пол, боишься пошевелиться, боишься поднять голову.
- Я не знаю, что мне делать, Томас... Что мне делать? - что может сделать человек, когда жизнь медленно, капля за каплей, покидает его? Когда не остается ничего, кроме вины, ужаса и паники. Когда не остается сил. И вот ты сидишь, совершенно разбитая, в ногах мужчины, которого, кажется, любишь больше самой жизни. А он, кажется, собирается уйти...

В этом заключался парадокс ваших отношений. Ты всегда подозревала о его существовании, но никто в действительности не отдавала себе отчет в том, как же запутанно всё было между вами. Два человека нашли друг друга случайно, точно так же, как каждый день находят друг друга все люди на этой плане. Такие разные, но, совершенно внезапно, подходящие друг другу. С гигантскими, размером с крокодила, тараканами в голове, что у тебя, что у него. И вам было сложно друг с другом. Часто просто не могли понять друг друга, ссорились, за счастливым периодом в отношениях обязательно следовал сложный, и всё же, вы выживали каждый раз. Друг с другом невыносимо сложно, а без друг друга никак... В тот день, когда вы впервые встретились, ты была проклята. В тот же день, буквально в тот же самый момент, ты была одарена свыше. Не знали, что такое умеренность и не знали, что может существовать золотая середина. Только из одной крайности в другую, только так. С неизменным постоянством.
Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Всю свою жизнь ты только и делала, что всячески доказывала: ты ему не принадлежишь. Никогда не принадлежала, никогда не будешь. Ваши отношения - ошибка, а тебе ничего не стоит взять и прервать их. Ничего не стоит оттолкнуть его, потому что, черт возьми, ты просто не создана для тех отношений, которые он предлагал, а иногда даже навязывал. Но Лола... Ты должна быть счастлива, нет? Вот оно, долгожданное освобождение. Спустя десять лет ты, кажется, добилась своего. Еще пара слов, и он уйдет, оставив тебя в покое раз и навсегда. Разве не этого ты хотела?
И всё же, цепляешься за него. Держишься из последних сил, потому что одна только мысль о том, чтобы потерять его окончательно, просто сводит с ума. И своими словами, своим поведением, ты перечеркиваешь все десять лет ваших странных отношений. В этом просто нет больше смысла, понимаешь? Всё, что ты делала и говорила, всё это превращается в ничто прямо сейчас, у вас на глазах. Потому что ты не можешь его оттолкнуть. Не могла бы, даже если бы захотела. Но, что самое главное, и не хочешь.

Тебе больно. Действительно-действительно больно, где-то там, в груди. И эта боль не имеет ничего общего с болью метафорической, какую мы упоминаем, желая показать, насколько же нам плохо и горько. Нет. Ты действительно чувствуешь боль. Самая настоящая, на сто процентов физическая. Словно кто-то вскрывает тебе грудь тупым ножом и раздвигает ребра, прямо так, без наркоза. Стремиться добраться к сердце и вот уже почти...
Секунды тянутся бесконечно долго, и тебе кажется, что ты просто не можешь больше этого выносить. Слабая, измученная, каждая клеточка тела звенит от страха и горя. Ты не преувеличила бы, если бы сказала, что эта минута, пока он молчал, была самой долгой в твоей жизни. А еще, самой страшной... Не шевелишься, просто не можешь. Кажется, не дышишь, всё тело звенит от напряжения. Ожидаешь, что он встанет и уйдет. Покинет эту комнату и вместе с ней покинет и тебя тоже. Судородно умоляешь Всевышнего, что Томас тебя услышал. Потому что, в противном случае, что тебе остается...? Валяться у него в ногах и умолять не уходить? Дотянуться до ближайшего осколка и перерезать себе вены?
Он уйдет. С каждой секундой всё отчетливее понимаешь это. Он уйдет. Он уйдет. Он уйдет. Он уйдет. Вот сейчас...

Но вместо этого, он касается тебя, затем тянется к себе. И от этого прикосновения у тебя мурашки по коже. Поднимаешься, наконец решаешься взглянуть на него и уже этого достаточно. Потому что... Что-то изменилось. У тебя получилось до него достучаться...? Господи, спасибо.
Еще никогда ты не желала его так сильно. Прижимаешься сначала осторожно, боясь навредить, но затем забываешься, жмешься сильнее. Он нужен тебе. Так бесконечно сильно нужен. И, по классике жанра, ты осознала это именно в тот момент, когда почти его потеряла. Кажется, впервые за последние десять минут, можешь сделать наконец полноценный вдох. Он наполняет тебя. Лечит. С ним уже не страшно, и не больно. Совсем по-другому. Как так вышло, что одно прикосновение, одно объятие делает с тобой такие вещи?
- Не смей больше делать так, - тебе тяжело говорить, слезы, но еще сильнее, эмоции душат тебя. Ты не представляла, что человек, оказавшись в такой ситуации, может испытывать счастье. Но именно его ты сейчас испытываешь. Потому что нет ничего важнее Тома и вашей любви. А прямо сейчас, его рук на твоем теле и его объятий. Минуту назад ты думала, что потеряла и то, и другое. Но сейчас уже всё закончилось, и ты, глядя на то, что происходило несколько минут назад, не понимаешь: как ты смогла не сойти с ума от этого пронзительного, удушающего ощущения пустоты и горя? Ты не сможешь пережить это во второй раз. Это было слишком ужасно. Теперь, в его объятиях, когда он заполняет собой пустоту в груди, понимаешь это окончательно. - Не смей вести себя так, словно и правда можешь уйти. Я этого не переживу, - прижимаешься сильнее, и не можешь поверить, что всё закончилось. Что держишь собственное счастье в объятиях, хотя думала, что уже никогда не сможешь.
Проснуться однажды и осознать, что твоя жизнь - это другой человек... Самое страшное, но и самое счастливое, что может произойти с человеком. Счастливее, потому что невозможно описать словами то ощущение, когда обнимаешь и прижимаешь к себе свою жизнь. Всё вокруг меняется, как будто преображается. Становится правильным и понятным, верным. Ты меняешь от этого чувства, становишься лучше, сильнее. Порой тебе кажется, что любовь к Томасу - лучшее, что в тебе есть. Несчастье же... Потому что такого человека можно оттолкнуть, так и не осознав, что наделал до тех пор, пока не станет слишком поздно. Можно потерять. Его могут у тебя отнять, в конце концов. И жизнь уже никогда не станет такой, как была прежде. Потому что, как можно находиться в этом мире без жизни? Нет, мир уже никогда не станет таким ярким, счастливым и правильным, как был, когда ты прижимал к себе свою жизнь. Всё, что остается - это пустота. Но тебе, кажется, можно уже перестать думать об этом...

Тебе кажется, что ты можешь сидеть так бесконечно. Потеряла счет времени, просто обнимая Тома и наслаждаясь тем, что он рядом. Ты рада, что вы это пережили. А еще рада, что можешь наконец начать дышать. Оказывается, даже такое простое действие может приносить радость...
Он лечит тебя. Всегда лечил. Ты поняла это в вашу самую первую ночь, когда вы спали в объятиях друг друга. Вот и сейчас, способность мыслить здраво постепенно возвращается к тебе. Уже не нужно спрашивать у Тома, что делать. Потому что, на самом деле, ты знаешь.
Встаешь, а затем ведешь Тома в ванную. Вы не можете позволить себе просто сидеть, пока ваша жизнь похожа на развалины. Поэтому постепенно, шаг за шагом, начнете восстанавливать её уже прямо сейчас.
Не хочется его покидать. И перед тем, как выйти из ванной, целуешь его и произносишь уже почти спокойно: - Всё лучше, чем кажется на самом деле. Тебе будет лучше. И мне будет. Нам будет, - не знаешь, кого хочешь убедить. Себя? Или его?

Чувствуешь себя очень усталой, и, коснись твоя голова подушки, вырубилась бы уже через секунду. Но... Находишь свой телефон, бесконечно радуясь тому, что он остался в спальной комнате, а не в гостиной, куда тебе заходить страшно. Меланхолично листаешь контакты, раздумывая, кому позвонить. Затем одергиваешь себя, потому что времени не так уж много. Все-таки делаешь звонок, вкратце описываешь ситуацию. Что за странная жизнь, в которой, если тебе нужно избавиться от трупа, ты знаешь, куда звонить?
На несколько секунд подвисаешь, разглядывая кровавые пятна на постельном белье. Затем не выдерживаешь. Резким движением, почти истерично стаскиваешь его, комкаешь, а затем запихиваешь подальше в угол. От вида крови тебе дурно. От вида крови Тома, еще хуже. В ту же кучу отправляется твоя рубашка, которая тоже местами успела пропитаться кровью.
Одеваешься, потому что скоро в вашем доме окажутся чужие люди. Умываешься на кухне, и даже находишь в себе силы для того, чтобы накраситься и скрыть следы своего разбитого состояния хотя бы частично. Здоровой и выспавшейся ты не кажешься, но и зареванной выглядеть не хочешь.
Слышишь, как щелкает дверь ванной комнаты и возвращаешься к Тому. Обнимаешь его и отчитываешь о проделанной работе. В очередной раз замечаешь: тебе лучше, когда он рядом.
Не можешь бездействовать. Оглядываешь коридор, с горечью в очередной раз цепляешься взглядом за цветы и кексы, не выдерживаешь. Присаживаешься на корточки, желая убрать хотя бы их до того, как приедет Дерек. Если бы ты могла, то убрала бы всё единолично, никого не пустив в свою квартиру, пока она находится в таком состоянии. Ты привыкла считать, что квартира человека отражает его жизнь. И прямо сейчас это действительно так...
Не успеешь убрать всё, конечно, но хочешь лишить эту подробную картину того, что произошло, хотя бы нескольких деталей. Потому что они унизительные и, может быть, слишком личные, чтобы показывать их хоть кому-нибудь. Например, эти цветы, разбросанные прямо тут, у двери. И следы разрушений, тянущиеся к гостиной и мертвому Аврааму. Нужно быть идиотом, чтобы не понять, что случилось. В твоей голове это похоже на какой-то тупой, совершенно не смешной анекдот, который начинается с "возвращается муж пораньше с командировки".
- Что вы с ним сделаете...? - спрашиваешь аккуратно, вдруг осознавая, что когда руки заняты делом, и взгляд устремлен в пол, разговаривать намного проще. Ты не переставала горевать о том, что случилось с Авраамом. Просто решила, что лучше это держать в себе и Тому лишний раз не показывать. Тебе хотелось бы, чтобы его похоронили. И хотелось бы знать, где именно... Но вряд ли кто-то будет брать на себя такой риск. Да и спросить то, что действительно хочется спросить, ты в любом случае не решаешься.

Is it too late to come on home
Are all those bridges now old stone
Is it too late to come on home
Can the city forgive, I hear its sad song...
Florence + The Machine – Long & Lost

Киваешь, когда Томас рассказывает про то, что станет с Авраамом. То ли выражаешь согласие, то ли просто показываешь, что поняла. В любом случае, тебя никто ни о чем не спрашивает, да? И нет ничего, что бы ты могла изменить. Или... Тебе просто нравится, так думать. Храбрая по натуре, внезапно пугаешь и не хочешь развивать тему, показывать, что чувствуешь на самом деле. Не хочешь накалять обстановку, провоцировать, потому что, да, вам лучше, но тебе до сих пор кажется, что выши отношения сейчас необычно хрупкие. Одно неверное слово, одна неосторожная фраза, и они превратятся в осколки.
- Помню, - отвечаешь глухо. Хотела бы контролировать свой голос и казаться спокойной, но еще слишком слабая для такого. Квартира его брата никогда тебе не нравилась. Может быть, именно поэтому вы и не стали в ней жить, тебе было слишком неуютно. Вы обосновались тут. Однако, похоже, и этим стенам не суждено стать вам родными. Не теперь.
- Да. Я ничего здесь больше не хочу, - соглашаешься, обводя комнату взглядом. До чего же пусто и холодно здесь стало. И стены словно давят. И пол притягивает к себе... - Хорошо, - всё так же меланхолично. Понимаешь, что, хоть он и разговаривает ласково, задает вопросы, выбора у тебя, в общем-то, нет. На самом деле, он не спрашивает. Перечисляет действия, которые тебе нужно выполнить. Киваешь еще раз, на этот раз сама себе, потому что это именно то, о чем ты просила его, здесь, в этой самой спальне, но какое-то время назад, когда сидела у его ног. Он всегда знал, что нужно делать и всегда подсказывал, что нужно сделать. С ним никогда не было страшно именно поэтому. И вы как будто входите в прежнюю колею... Это успокаивает. Вселяет уверенность.

Не представляешь, откуда он берет в себе силы. Чувствуешь себя измотанной и слабой, мысли в голове такие ленивые, словно жирные слизняки, еле копошатся. Он должен чувствовать себя так же, но еще хуже, потому что ранен и потому, что то, что ты сделала, невозможно принять и простить сразу, в один единственный миг. И ему предстоит убираться в таком состоянии, прилагать какие-то физические усилия, и тебе снова становится стыдно. Обнимаешь его чуть крепче, целуешь в шею. Если бы можно было поделиться с ним силами, теми самыми, которые были у тебя на исходе, ты бы, не задумываясь, ими поделилась. Прямо сейчас сделала бы это даже во вред себе.
Это будет невероятно долгий день. Вытаскиваешь из шкафа сумку, начинаешь собирать вещи. Быстро, движения механические и отточенные. Ты столько раз в спешке собирала вещи, что даже не думаешь, что делаешь. Руки сами берут с полок всё необходимое, а затем быстро, а главное, аккуратно и компактно, укладываю в сумку. Если бы кто-то наблюдал за тобой, за твоей жизнью со стороны, он решил бы, что она в действительности очень странная. Может быть, даже жуткая. У тебя было так много навыков, которые обычным людям никогда бы не пригодились. А тебе они спасали жизнь, облегчали существование. Ты никогда не была обычной. И вряд ли когда-либо станешь. И даже совсем не потому, что так боишься этого и так упорно избегаешь.
Не выходишь из комнаты, не желая сталкиваться с Дереком. Прекрасно понимаешь, что всё окружение Тома не в восторге от тебя. И, если честно, не можешь их в этом винить. Сама частенько от себя не в восторге. Как, например, сегодня. Не суетишься, но ни на секунду не перестаешь двигаться. Собираешь, задвигаешь, застегиваешь, почти спокойно, как робот. Садишься в машину, целуешь Тома в щеку, затем одеваешь солнечные очки, трогаешься.

И только проехав пару улиц понимаешь, насколько ужасно в действительности себя чувствуешь. Сворачиваешь на обочину, паркуешься, из последних сил цепляясь за ускользающее сознание. Не сейчас, только не пока находишься на дороге...
Уже на обочине, находясь в безопасности, повисаешь на руке, прикрыв глаза и позволяя пропасть в эту пустоту, которая утягивала с каждой секундой всё сильнее, и с которой просто невозможно было бороться. Находишься в сознании, но абсолютно вымотана, истощена. Нет сил пошевелиться, ни единой мысли в голове. Словно всё это время ты была на аварийном питании, а сейчас её источник резко закончился. Должно быть, это Томас. Придавал сил, и ты могла выполнять какие-то простые действия. Сейчас, когда его не было разом, он не мог тебе помочь. А самое главное, не мог увидеть, и это означало, что ты можешь наконец отпустить себя и не притворяться сильной, спокойной. Потому что ты ни была. Ни разу. Ни одну гребаную секунду с того самого момента, когда Авраам первый раз ударил Тома. Когда завязалась драка.
Какое-то время просто висишь на руле, без мыслей и без сил. Затем, когда первый, особенно острый приступ бессилия проходит, понимаешь, что времени не так уж много, и надо бы поторопиться. Дальше всё как в тумане. Заезжаешь в магазин, бродишь между прилавков, всё так же не снимая солнечных очков, словно прячешься за них. Накупаешь две большие сетки, не только еды, но и того, что поможет тебе хоть немножко убрать в комнате, ну и прожить там какое-то время. Ты обязательно вернешься в старую квартиру за остатками вещей. Но не хочешь даже задумываться о том, когда наберешься достаточно мужества для этого.
Замираешь перед тем, как войти в квартиру. Собираешься с силами, затем осторожно, словно воришка, приоткрываешь дверь и заглядываешь внутрь. Никого. Слышишь разговоры, но они там, в глубине квартиры. Прошмыгиваешь к двери, открываешь комнату и скрываешь за ней, спиной прислоняешься к дереву, будто кто-то за тобой гнался. Не хочешь пока никого видеть, и тем более ни с кем разговаривать. Ты давно здесь не была. Не знаешь, на сколько всё изменилось. Однако, особо теплого приема не ожидаешь. Да и не хочешь, если честно. Какая разница? Ничего же уже не изменится.
Продолжаешь шевелиться. Стараешься думать о Томе, которому сейчас не лучше, и который, наверное, точно так же пересиливает себя каждый раз, когда приходится пошевелиться. С какой-то маньячной педантичностью вычищаешь всю комнату, даже радуясь тому, что тут так пыль. Можешь сосредоточиться на уборке, а не на вине, которая разъедает тебя изнутри, словно жгучая кислота. Далее - готовка. Самое ужасное, потому что нужно выйти на кухню. Впрочем, ты справляешься и с этим. У тебя получается выдавить из себя некое подобие улыбки, а еще стойко выдерживаешь шутки про то, что в этой квартире уже давно не пахло настоящей едой, которую готовят, а не разогревают. Ты и сама от себя не ожидала. Думала, сил хватит только на какие-то полуфабрикаты, но, оказывается, готовка тоже здорово отвлекает от мыслей.

Когда возвращаешься в комнату, начинается самое ужасное. Ты, наконец, остаешься наедине сама с собой и собственными мыслями. Теперь, когда тебе нечем занять руки, кроме сигареты, не знаешь, куда себя деть. Наворачиваешь круги по комнате, ложишься на диван и обнимаешь себя, прячешься в углу, сидишь прямо на полу. Обнимаешь себя, хватаешься за голову, прячешь лицо в ладонях. Словно сходишь с ума. Или уже сошла...
Не можешь перестать думать об Аврааме. Снова и снова прокручиваешь в голове то, что произошло, кадр за кадром воспроизводишь в голове события. Не хочешь, гонишь от себя эти яркие, пугающие картины, но они никуда не деваются. Закрываешь глаза, а перед глазами его голова с осколком в виске, в луже крови, с пустым взглядом. Пугаешься всё сильнее и сильнее. Сегодня кто-то снова умер из-за тебя. Кто-то, кто этого не заслуживал. Кто-то, кто был невиновен. Прокручиваешь в голове события, снова и снова наблюдаешь за тем, как Том замахивается и одним движением прекращает жизнь дорогого тебе человека. Снова откуда-то из недр тебя выбирается раздражение. Зачем он это сделал? Неужели нельзя было обойтись без кровопролитий и жертв?
На самом деле, накручиваешь себя. Раздражаешься сильнее и сильнее, обводишь комнату взглядом и не понимаешь, что делаешь тут. Зачем сидишь тут, в углу, когда должна была уже давно схватить сумку и уйти. Вдруг вскакиваешь с места. Быстрыми, истеричными движениями выкидываешь вещи Тома из сумки, которую не успела еще разобрать. Закрываешь её, вешаешь на плечо, подходишь к двери. Останавливаешься. Рука касается дверной ручки, а лоб - косяка. Глубокий вдох. Тебе просто нужно решиться, да? Открыть гребаную дверь, уйти. Действительно просто. Просто возьми и поверни, а затем...
Нет, это так не работает... Жмуришься, удивленная отсутствием слез. Должно быть, попросту кончились. Медленно оседаешь на пол, в обнимку с сумкой, своим страхом и накатывающим отчаянием. Ты не можешь уйти. Не можешь и не хочешь уходить. Ты останешься с Томом, хотя не можешь даже предположить, что когда-нибудь простишь его за то, что он сегодня сделал. В очередной раз всё совсем не так, как должно быть...
С трудом, но все-таки поднимаешься. Складываешь его вещи аккуратной стопкой, словно не ты несколько минут так небрежно и скоро выкидывала их на диван. Отпихиваешь сумку на диван, и больше ничего не можешь, кроме как лежать, свернувшись клубочком, и курить. Время тянется медленно-медленно. А что если Том не придет...?
Была уверена в том, что уснешь, как только приляжешь, но не можешь сомкнуть глаз. Сверлишь дверь, ощущаешь панику. Она заглушает и раздражение, и желание уйти. Глупая... ну куда ты в очередной раз собралась уходить?

Но он все-таки приходит. И это такое двоякое ощущение... То ли радуешься, то ли грустишь. Это сложно, понимаете...? Слишком много для одного дня, ты запуталась. Не двигаешься, всё так же лежишь и разглядываешь его. Выглядит ужасно. Но, наверное, ты ничуть не лучше. - Я знаю. Ты же говорил, что нужно. Я понимаю... - тебе кажется, что это к лучшему. Тебе нужно несколько дней одиночества для того, чтобы разобраться в хитросплетениях своей головы. Для того, чтобы оплакать Авраама, в конце концов. Привязанности, порой, значат для нас очень много...
- Иди ко мне, - приподнимаешься и тянешь к нему руки. В очередной раз ведешь себя как трусиха. Знаешь, что как только окажешься в его объятиях, то забудешь о сомнениях, о страхе и даже об Аврааме. Пусть даже это было неправильно, ты понимала это. Однако подумаешь об этом позже, когда он все-таки уедет. Да, точно. Решаешь, что уехать ему просто необходимо. Так будет лучше. Для тебя, для него. Еще даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься...

Неопределенно передергиваю плечами, потому что не стала бы называть это доверием. Хотя, наверное, в какой-то мере оно им и являлось... Заявиться к незнакомому мужчине домой. А вдруг он маньяк? Хотя, с другой стороны, для маньяка он уж больно какой-то робкий и вежливый. Хотя бы потому, что я сама первая подошла к нему, он-то просто глядел. Да и... вряд ли он решит делать со мной дома что-нибудь такое, чего я бы не ожидала и не хотела сама. Так что, все-таки, да, вряд ли это можно было назвать доверием. Скорее даже наоборот, это было его отсутствие. Вдруг понравлюсь и с чего-то решит, что у всего этого может быть продолжение?
- Красивое имя, Себастьян, - вторю ему и улыбаюсь, наверное, даже не дразнюсь. С трудом понимаю, что может быть красивого в именах. Их нельзя увидеть, нельзя пощупать. Даже просто надпись имени - не то. Не умею я видеть красоту в подобных вещах. И потому каждый раз так бесконечно забавно слушать комплименты, например, имени. Что происходит в голове человека в такой момент? Желание угодить или порадовать? Или все-таки искреннее восхищение набором букв, который, по какой-то причине, кажется приятным или красивым?

В голову закрадываются смутные подозрения. Мне кажется, что то напряжение, какое появилось у нас там, в примерочной кабинке, куда-то делось. И еще как будто кажется, что он особенно остро ощущает разницу в возрасте, которая, без всяких сомнений, весьма приличная. Однако меня, если честно, это совсем не волнует. Пусть думает, что хочет, и пусть считает, как ему нравится. И всё же, потом можно было бы подразнить его сказав, что мне, на самом деле, еще нет восемнадцати... В Нью-Йорке у меня была знакомая, которая этим себе зарабатывала на одежду и украшения. Никто не понимал, откуда у неё деньги, но мне она почему-то призналась. И это было... как минимум, забавно. Мне же нет дела до денег, а нравится сам процесс. И эти удивленные, иногда даже испуганные лица. Эх...
Смеюсь, когда он дает ценные указания по поводу того, как мне лучше двигать моими же ногами. Однако слушаюсь его, потому что не очень хочется свалится и ободрать кожу об асфальта. Учитывая то, как много на мне одежды, падение может оказаться крайне болезненным. А мне, к тому же, нужно поддерживать тело в хорошем состоянии. Я, блин, им зарабатываю. Никто не захочет дрочить на девушку, у которой пол задницы разодрано до крови. Ну, разве что, какие-нибудь извращенцы...

Захожу в подъезд и снова не могу удержаться от смеха. Останавливаюсь и машу ладошкой в воздухе, у лица. Словно желая подогнать к носу воздуха и услышать запах получше. - Мило, - произношу почти без ноток сарказма в голове, когда взгляд скользит по лестнице, стенам, то и дело цепляется за ошметки краски и кучки пыли, от штукатурки, видимо. С которой уже давно что-то не так...
Однако, удивить плохим состоянием жилья меня вполне сложно. - Откуда ты приехал, Себастьян? - интересуюсь, почему-то делая акцент на имени. Растягиваю его, почти мурлыкаю, и смакую в собственном рту. Спрашиваю просто потому, что не большая фанатка тишины, и всё равно мы пока поднимаемся по лестнице.

- Итак... - произношу уже, когда мы находимся в квартире. Скучающим взглядом окидываю комнату, а точнее, ту часть, которую можно рассмотреть, находясь у двери. Мне не очень интересно. Я же сюда не ради квартиры притащилась, да?
- На чем мы там остановились? - в конце концов, останавливаю свой взгляд на мужчине и уже перестаю интересоваться чем-то еще. Напряжение действительно куда-то делось, однако мне кажется, что вернуть его будет не сложно.
Довольно резко перехожу от слов к делу. Еще не сделала даже пары шагов вглубь квартиры, а уже довольно проворно стягиваю с себя футболку, оставаясь в одних шортах. Если быть уж совсем откровенными, я - не фанатка нижнего белья тоже. Особенно верхней его части. Ладонями упираюсь ему в грудь, толкаю, чтобы он отступил назад, к стенке, к которой можно было бы его прижать. Весьма резво сокращаю расстояние между телами, тянусь к нему, прижимаюсь всем телом и жадно целую. Руки проворно забираются ему под футболку, царапают живот и гладят по груди. А затем, спустя буквально пару мгновений, уже тяну предмет одежды куда-то наверх, желая освободить Себастьяна от него. Он немного вспотел за то время, что вы ехали, но тебя это совершенно не смущает.

Удовлетворенно киваешь сама себе, улыбаешься сквозь поцелуй, потому что его такая реакция очень тебя радует. Тебе, вообще-то, нравилось пугать. Находиться рядом с невинными, робкими и тихими людьми, одним своим присутствием нарушать и возмущать ту атмосферу, в которой они привыкли находиться. Ты могла быть похожей на скорый поезд, который врезается в человека на полном ходу и выбивает почву из под ног. Это было интересно, делало тебя более уверенной в собственных силах, когда ты купалась в этих удивленных, и порой даже возмущенных, неодобряющих взглядах людей, которые, на самом деле, умирают, как хотят оказаться в твое шкуре. Но это подпитывало тебя в той же самой степени, насколько и выматывало. И порой было приятно оказаться в обществе людей, которые были похожи на тебя. Которых не нужно было удивлять, и уж тем более что-то доказывать. Просто расслабиться и просто насладиться своей жизнью, вот такой дикой, шумной, разноцветной, а прямо сейчас очень-очень пьяной.
Незнакомец не теряется, отвечает на поцелуй и ты даже позволяешь себе на несколько секунд абсолютно отключить голову, просто насладиться горячим прикосновением ваших губ, этим внезапным желанием придвинуться ближе, не думать ни о ком и ни о чем, полностью сосредоточившись на своих ощущениях. Слегка морщишься от боли, но это, пожалуй, добавляет поцелую пикантности, потому что теперь, помимо привкуса алкоголя, ощущаешь еще солоноватый привкус крови. Это заставляет тебе еще более жадно впиться в его губы и сжать ладонь, слегка утягивая за светлые волосы. На боль ты привыкла отвечать болью, тем более тогда, когда она лишь добавляет новые яркие краски в коктейль двух пьяных, разгоряченных тел.

Между вашими лицами появляется несколько сантиметров пространства, и ты с удивлением понимаешь, что уже играет совсем другая музыка, а все в пабе успели снова заняться своими делами и разговорами, которые ты так внезапно и эффектно прервала. Хотя, на самом-то деле, что особенного? Это не был твой первый пьяный танец на этой стойке, и уж совершенно точно кроме тебя находились другие сумасбродные девицы, способные на такие вот выходки. К тому же, ты даже не разделась толком, так, только куртку с себя стянула, а таким вряд ли кого-то можно было удивить. Впрочем, ты и не собиралась... Твоей задачей было покорить его, прямо так, как сказала Френки. А для этого не всегда нужно было раздеваться.
Вообще-то, ты рассчитывала сразу после поцелуя вернуться обратно за тот столик, где сидела. Но в тот самый момент, когда он так уверенно и по-хозяйски стянул тебя со стойки, поняла, что планы вполне могут поменяться. Потому что... какого черта? Пока вы играли в эту тупую игру и пили, ты не переставала думать о том, что тебе скучно и хочется что-нибудь учудить. И вот ты учудила, и тебе уже больше не было скучно. Напротив, ночь, вот так резко и без предупреждения, обещала стать веселой. И вот это ты уже поняла тогда, когда в первый раз заглянула ему в глаза. Потому что там, в этих глазах, в темных зрачках, таких блестящих после алкоголя, что-то было. Озорное и дикое. Живое. Таких людей ты любила. Выцепляла их из толпы, находила по одному только взгляду, в каком бы состоянии не находилась. И за них ты держалась.
- Ну... Да, мне тоже очень приятно познакомиться, - улыбаешься лукаво, намекая на его столь жаркий прием. С готовностью принимаешь у него из рук выпивку, потому что, если честно, успела приметить её, пока ползла, и в любом случае собиралась её себе присвоить. Но, раз уж он предлагает, тем более грех отказываться... Опрокидываешь шот, а затем удовлетворенно облизываешься, опуская рюмку рядом с другими, такими же пустыми рюмками.
- Совсем не обязательно Выкать, - наклоняешься, чтобы промурлыкать ему на ухо. - И как я могу уйти, когда ты так вежливо меня просишь? - улыбаешься чуть шире, а затем вытягиваешься, чтобы заглянуть ему за плечо. Там, в углу за столиком, сидят твои друзья, которые изредка кидают на тебя вопросительные взгляды и, кажется, ждут. Ты машешь им рукой, показывая, что прощаешься и остаешься тут, у барной стойки, и лишь закатываешь глаза, когда столик взрывается хохотом. Никто, впрочем, не удивляется. И тем более не думает обижаться, или подходить к тебе. Потому что это - в твоем стиле. Что-то в голове щелкает, и ты вдруг решаешь всё бросить, максимально сильно изменив свой дальнейший маршрут.

- Мне кажется, или я слышу у тебя английский акцент? Хотя, вообще-то, нет, не кажется. Я в таких делах почти не ошибаюсь, - вопрошаешь ты, самодовольно ухмыляясь. Прошло всего полчаса с момента вашего знакомства, и ты непринужденно болтаешь, улыбаешься, смеешься и даже не думаешь о том, чтобы слезать с его колен. Не сводишь с парня взгляда, буквально пожираешь его глазами, и всё, что он говорит, выслушиваешь внимательно и с интересом. В тебе есть один существенный плюс, то, почему ты иногда все-таки нравишься людям. Особенно мужчинам. Ты умеешь выделять людей, так, чтобы они чувствовали себя особенными. И умеешь выглядеть заинтересованной. Иногда даже начинает казаться, что человек, на которого направлено твоё пьяное, веселое внимание - единственно возможный центр твоей вселенной. Всё внимание приковано к нему. Проблема была лишь в том, как легко и непринужденно ты переключалась с одного центра на другой. Но это уже совершенно другая история, никак к этой ночи не относящаяся.
Твои друзья покинули паб минут пятнадцать назад, и тебе от этого почему-то стало легче. Забавно, но в обществе незнакомых людей ты ощущала себя лучше, чем в обществе знакомых. - Ох, ну мне прямо неловко стало. У тебя такое интересное имя, ты не из США, и я тут со своим простым Ло-ла совершенно не в тему. Поэтому, знаешь что? - ты делаешь небольшую паузу, смотришь на него внимательно и почти серьезно, стремясь захватить всё возможное внимание. Хотя, казалось бы, куда еще..? - Зови меня Лорейн. Это моё второе имя, и мама всегда говорила, что оно очень ей нравится, мол, аристократическое. Так что да, пусть будет Лорейн, - хихикаешь и пальчиком тычешь ему в грудь, будто это как-то упростить ему запоминание.

- Ох, нет, мне душно, - ты внезапно кривишь личико и спрыгиваешь с его колен даже прежде, чем он успевает что-то сделать. У тебя так бывает. Словно кто-то меняет пластинку в голове, и вот тебе уже не нравится всё то, что происходит вокруг. Тело и душа требуют немедленных перемен. - Пошли гулять? Ну пошли, хочу на улицу! - ты отходишь от Сета, но лишь для того, чтобы обойти барную стойку и забрать у Тима куртку. Напоследок целуешь его в щеку и бормочешь что-то про то, что не могла пожелать лучшего телохранителя для своей куртки. Тим, кажется, не удивляется. Тим привык выслушивать пьяную хуйню от людей.
Проходя мимо барных стульев в очередной раз, хватаешь Пратта за руку и утягиваешь в сторону входа.
- Итак, куда мы пойдем? - интересуешься уже на улице, и словно это не ты вдруг решила пять минут назад, что хочешь гулять. Предоставляешь право выбора Сету, а сама пока закуриваешь, предварительно предложив сигареты парню.

Глубокий вдох, а затем судорожный, сбивчивый выдох. Тебе хватило бы одной его улыбки для того, чтобы не удержаться и броситься ему на шею. Потому что именно этого тебе сейчас и хотелось. Обнять его, прижаться сильнее и, наконец, на все сто процентов понять: ты его нашла. Действительно нашла его в целом городе, дождалась, и теперь, даже если он не захочет тебя видеть, по-крайней мере не будешь мучиться от того, что не нашла и потеряла окончательно. Одно дело - когда ты живешь и понимаешь, что, если очень захочется, можно придти и увидеть. Другое дело - понимать, что, как бы ни сильно не хотелось встретиться, не получится этого сделать, потому что попросту не знаешь, где искать. Тебя хватило на то, чтобы неделю просто сидеть под дверями. Но вряд ли ты смогла бы, как он пару месяцев назад, просто гулять по городу, днями и ночами напролет, просто потому, что есть малюсенький шанс пересечься. Хотя, может быть, через какое-то время отчаяние бы довело тебя и до такого состояния. История повторялась и вы были похожи. Сильнее, чем вам самим того хотелось.
Ты встречаешь несколько недоуменный взгляд Чеда. Он определенно ожидал какой-то другой реакции на вашу встречу. Хотя, по правде говоря, ты и сама ожидала какой-то другой реакции. Кажется, в первый раз за всё время встречаешься с холодным, отстраненным Томасом, каким он мог быть и был с посторонними людьми. Твой Том не имел ничего общего с этим безразличным, таким холодным человеком напротив. Всё бывает в первый раз, да? Едва заметно морщишься от этой мысли. Потому что, если она
появится в голове хотя бы еще один раз, ты будешь готова самолично вскрыть себе черепушку и достать её оттуда голыми руками.

Он разговаривает с соседом, а ты опускаешь взгляд и теперь разглядываешь стенку, пол, дверь, свои руки. Всё, что угодно, лишь бы не поднимать на него глаза. Тебе ужасно неловко, а какая-то часть тебя, та самая, которая так отчаянно звала тебя прочь от этой квартиры и этой двери, подъезда, злорадствует. Видишь, Лола? Ты, как полная идиотка, первый раз в жизни решила пойти мужчине навстречу, пойти за ним, сидела тут, как ебаный Хатико, а он даже не рад тебя видеть. Ты не можешь видеть то, что в действительности происходит у него в душе. Для тебя он сейчас чужой человек, который тебя не хочет больше, не желает и даже не рад видеть. И это, черт возьми, больно. Открываться, делать какие-то шаги, а затем напарываться голой грудью на острые шипы безразличия. Дошло наконец, да?
Делаешь небольшой шаг назад, словно он действительно ударил тебя простой, очевидной фразой "она не моя". Это действительно было так. Ты не была его, никогда не собиралась становиться, и с этим были согласны обе твои противоборствующие части. Но, во-первых, Тому всегда было плевать на твои слова и действия, он сильно тебя желал и так сильно притягивал к себе раз за разом, что начинало казаться, что ты сама можешь поверить в то, что он тебе навязывал. Во-вторых... Если ты не его, тогда что, черт возьми, делаешь тут сейчас? И какого хуя сидела тут целую неделю, а перед этим месяц изводила себя и места не могла найти? Нет, ты не его, но как же это тогда называется?

Томас открывает дверь, а ты неловко улыбаешься Чеду, пожимаешь плечами. Мол, ну ничего, бывает. Затем, всё еще за спиной Тома, одними губами произносишь "спасибо". Ты действительно сильно хотела ему врезать минуту назад, когда он сболтнул лишнего. Но уже успела забыть об этом, потому что прямо сейчас в голове мог уместиться только один человек, и это был Том. Томас, с его отстраненностью, холодностью и безразличными, колкими фразами.
Тебе неловко. Так сильно желала, чтобы он пришел, а теперь ругала себя за то, что вообще сунулась. На что ты вообще рассчитывала, Лола? Что можешь раз за разом вытирать о человека ноги, а он будет терпеть?
Заходишь в квартиру, безразличным взглядом окидываешь помещение, затем поворачиваешь голову и внимательно следишь за передвижениями Тома. Кажется, сейчас раскрошишься от этого внутреннего напряжения, от этого молчания, но Том не собирается ничего говоришь, закуривает и выжидающе смотрит на тебя. Будто не может понять, зачем ты вообще пришла. Хотя, если честно, это очень хороший вопрос. Ты сама-то знаешь?
- Я просто хотела сказать... - слова даются тебе с трудом. Особенно, когда он смотрит на тебя вот так, как никогда еще не смотрел. Хочется провалиться под землю, хочется... да, сбежать. - Нет, ты знаешь, ничего. Я лучше пойду, - делаешь шаг к двери, кажется, в очередной раз выбирая единственный путь, который действительно хорошо знаешь. Потому что ты, черт возьми, только им и пользуешься. На секунду замираешь у двери, пальцы касаются дверной ручки, той самой, которую ты так хорошо изучила. Правда, с обратно стороны... Ты предлагаешь ему сценарий. То, к чему вы оба привыкли. Ты - напуганная, пытающаяся уйти, которая неизменно, в конечном итоге, ощущает железную хватку его руки на локте. Эта своеобразная, такая знакомая и уже почти любимая игра. Только Томас, кажется, не в настроении для игр...
Ты не можешь делать это каждый раз, Лола. Не можешь постоянно ждать, что кто-то сделает первый шаг вместо тебя. Потому что у каждого терпения, даже если оно кажется невероятным, есть пределы. И Том меньше всего был похож на мужчину, который всегда и во всем будет делать первый шаг, уступая женщине. Он таким не был, и ты это прекрасно знаешь, потому что, в противном случае, просто не взглянула бы на него и не попросила остаться когда-то тогда, в прошлом. Твой Томас был идеальной золотой серединой, которая тебе подходила. Но твой ли? И можешь ли ты подходить ему?
- У тебя очень хороший замок на двери, кстати говоря, - бросаешь как будто напоследок, с горечью понимая: у тебя в голове эта фраза звучала намного-намного лучше. Вряд ли это было сейчас в тему. Вряд ли он рассчитывал услышать что-то подобное. Вряд ли ему, блин, не плевать.
Тебе хватает двух секунд у двери, чтобы понять: ты просто не можешь уйти. Если уйдешь, то что тебя ждет? Продолжишь печалиться и грустить, но уже понимая, что окончательно упустила шанс помириться с ним? Из-за глупого упрямства, гордости и обиды, которая уже успела пройти?

Морщишься, в конце концов разворачиваешься, находишь в себе силы посмотреть на него. Очень боишься, что у него сейчас закончится терпение и он просто выставит тебя за дверь. Нужно уже что-то сказать, Лола. Сказать или сделать. Хотя бы попытаться.
- Я... На самом деле, я хотела объясниться, - вот с этого стоит начать, да? Если не знаешь, что говорить и что делать, можно заняться перечислением фактов, которые очевидны тебе, но не очевидны Тому. - Тот мужик... Пэт. Он и правда мой муж, но, на самом деле, это совсем ничего не значит. Он просто мужик, с которым мы познакомились и поженились по пьяне. Это было почти год назад, и за весь год, вот та встреча, была вообще второй. Он байкер и его очень редко заноcит в Сакраменто, - тебе немного страшно рассказывать об этом, потому что подобные факты биографии раскрывают тебя не с лучшей стороны. Вы с Томом пока еще плохо знали друг друга, но почему-то пока почти всё, что узнавали - было плохим, неприятным и гадким. Он, наверное, мог бы даже отвернуться от тебя окончательно, и ты бы не стала его винить. Но и утаивать подобное было глупо, потому что... Вот она ты, Лола Хантер, та самая, которую он так хотел и за которую боролся. Ты была такой, когда он встретил тебя. Была всё то время, пока его не было рядом, и даже тогда, когда он снова объявился. Другой ты быть не могла, и тут уж либо покачать головой и принять, либо окончательно разойтись. Уже не потому, что отталкиваете и ссоритесь. Потому что не подходите.
- Меня очень обидело, как ты тогда сказал. Будто я его совсем не знаю, и это просто какой-то незнакомый человек. И поэтому я так... - оправдываешься. Делаешь над собой усилие, подходишь к Тому ближе. И чем меньше между вами расстояние, тем сложнее держаться от него подальше. Тем ничтожнее кажется желание и возможность уйти. А главное, тем сложнее смотреть на него. В конце концов даже не выдерживаешь, опускаешь взгляд. - Это вышло случайно. То, что тогда ты увидел... Я тебя ждала. И я скучала по тебе, - в конце почти шепчешь, не в силах произнести всё то же самое громко. Протягиваешь руку, чтобы царапнуть его ладонь. Мимолетное движение, осторожное и аккуратное, потому что тебе нужно было прикоснуться к нему. Хотя бы на секунду.
Говоря последнее, имеешь ввиду уже настоящее время. На душе тяжело и страшно, потому что кажется, что он вот-вот тебя оттолкнет. Что ему уже не важны твои слова, и не нужна ты, с вечными загонами и заебами. Тебе бы хотелось взглянуть на его лицо, прочитать там что-то, но тебе слишком страшно. Только и можешь, что стоять рядом с ним, уже очень близко, сверлить взглядом грудь и ждать.

я извиняюсь, что-то я разошлась х)

Сегодня прямо какой-то день размышлений и самокопания. Если представить твою жизнь, как карту, то она выглядела бы как узенькая тропинка сквозь лес. Ты прекрасно видишь, что было позади, оглядываешься и перед глазами мелькают картинки из прошлого. То, что близко - четкое и яркое, то, что подальше - видно хуже, какие-то едва различимые силуэты, насыщенность которых не подлежит восстановлению. Дорогу впереди закрывают деревья с густой травой, а еще эта тропинка иногда приводит тебя к развилкам, ты сворачиваешь и продолжаешь идти, а тот, другой путь, оказывается закрытым от взора и абсолютно неизвестным. И прямо сейчас тебя кажется, что у тебя открылись глаза. Ты можешь видеть не только то, что было сзади, но можешь повернуть голову и разглядеть тот, другой путь, по которому ты решила не идти. А если посмотреть вперед и чуть напрячь зрение, то сквозь листву отчетливо виднеется будущее. Чувство настолько сильное и реальное, что тебе даже не кажется, ты будто знаешь, что так оно всё и есть. И конечно, тебе любопытно разглядывать все эти чужие тропинки, которые ранее были недоступны.
Шарлотта заставляет задуматься о твоих отношениях с матерью. Может тебе кажется, но в голосе француженки ты слышишь тепло. То самое, какое мы всегда слышим от людей, которые рассказывают о своих родителях. Ты рассказывала о своей точно так же хорошо, и кто знает, если бы Лора не умерла, какие отношения вас бы связывали?
- То же самое и у меня. Один в один. У меня было всё, чего я захочу, кроме её внимания, - улыбаешься, хотя где-то внутри тебя что-то болезненно ёкает. Каждый раз, когда вспоминаешь или говоришь о матери. Потому что ты так чертовски сильно перед ней виновата, какой бы плохой она не казалась в некоторые моменты. И ты уже не можешь извиниться. Или сказать, что на самом деле любишь её и никогда в действительности не хотела обидеть или сделать больно. Просто вы обе очень сильные, и рядом друг с другом вам было сложно. Да... Было бы круто иметь возможность позвонить ей. Переброситься парой слов, узнать, как она себя чувствует. Невольно задаешься вопросом: а посетило бы тебя такое же желание, будь она жива? Или мы начинаем ценить вещи только тогда, когда их уже нет?
- Ну вот, у тебя она почти появилась. Правда, вряд ли я способна за кого-то сдавать что-нибудь за кого-нибудь. Себе дороже выйдет! - смеешься, потому что ты никогда не была даже близко прилежной. Если бы у тебя вдруг появилась сестра-близняшка, то ты была бы на той, так сказать, темной стороне, рядом с Шарлоттой. С сериалами и мороженым, в ожидании, когда кто-то возьмет и по щелчку пальцем разделается со всеми проблемами.
Прикрываешь глаза и улыбаешься, представляя себя на работе в редакции. Ты выглядела бы совсем иначе, скорее всего в какой-нибудь юбке до колена, в блузке, туфлях-лодочках и с аккуратной укладкой. Само собой, с гораздо менее броским макияжем, чем наносишь обычно. Ты выглядела бы совершенно иначе и... Открываешь глаза, смотришь на Шарлотту. Да, ты определенно можешь представить, как именно ты бы выглядела.
- Нет, с работой такой номер не прокатит. Я, конечно, мастерица имитировать, - хмыкаешь, игриво вскидывая бровь, потому что нет, разговоры о работе и слова, которые выбирает Ширли, тебя ничуть не задевают, - но тебе бы тоже пришлось работать, а ты, кажется, решительно настроена против. Но если не брать в расчет работу, то... Я бы познакомила тебя со своими друзьями. Ну, знаешь, чтобы сначала ты зашла, а через какое-то время я. Хочу посмотреть на эти охуевшие лица! - тебе смешно только от одной мысли о подобном, и даже сложно представить, как же потешно будет, когда это случится.

Чуть удивленно вскидываешь брови, с любопытством выслушивая про ту часть биографии, которая даже для самой Ширли была покрыта завесой тайны. Размышляешь об этом и приходишь к выводу, что иногда в потери памяти нет совершенно ничего ужасного.
- Может это и к лучшему? Может твоя голова бережет тебя. Ну типа... Говорят же, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Я бы с удовольствием, например, лишилась парочки воспоминаний из своей головы, - вот эта фигня, про "меньше знаешь, больше спишь"... Ты знаешь, что это такое не по наслышке. К твоему огромному сожалению, сознание не оказало тебе услуги, удалив воспоминания. И ты отчетливо помнишь каждую заварушку, в которой оказывалась. Они оставляли метки на теле, но, что самое неприятное, в голове, сильнее и сильнее расшатывая шурупы на так называемой крыше. В конце концов, расшаталось всё настолько, что ты очень редко спала спокойным, здоровым сном. Думала, что вот-вот привыкнешь к ночным кошмарам, но, похоже, к таким вещам было просто невозможно привыкнуть...

В какой-то момент тебе становится ужасно стыдно за своё такое поведение. Ведешь себя, словно дикарка. Округляешь глаза, восклицаешь так удивленно, словно увидела приведение. Хотя, казалось бы, ну что такого? Вышла Шарлотта замуж, ну с кем не бывает? В конце концов, все когда-то ошибаются и... Блин, так, Лола! Одергиваешь сама себя, потому что по привычке думаешь о браке, как о какой-то заразе, которую можно подцепить на неосторожности и глупости. Нужно почаще думать о том, что в браке нет ничего ужасного, и хотя ты сама боишься его как огня, другие люди не придерживаются такого же мнения.
- Блин! Я забыла! - ты хлопаешь себя ладошкой по лбу, а затем расплываешься в еще более широкой улыбке. - Я же тоже замужем! И, блин, представляешь, забыла! В марте. Это было в марте. Просыпаюсь я в кровати с мужиком, значит, который мне в отцы годится. Хуй знает где вообще, в какой-то жопе похлеще Сакраменто, а на руке у меня кольцо. Потом оказалось, что мы нажрались и решили пожениться. Там всё очень брутально. Самый настоящий байкер, в косухе, с мотоциклом. Не видела его с тех самых пар, но разводится мы поленились, - рассказываешь это и твои глаза блестят каким-то почти счастливым блеском. Ты чертовски сильно любишь подобные моменты своей биографии, и, само собой, любишь о них рассказывать. - У меня, правда, кольца вот тоже нет, - ты вскидываешь руку, демонстрируя Шарлотте пальцы, словно на слово она тебе не поверит.
А потом Шарлотта показывает тебе фотографию своей дочки, и твоя улыбка резко гаснет. Смотришь на фотографию и хмуришься. Девочка похожа на вас с Ширли, но, разумеется, есть в ней и что-то чужое, скорее всего отца. Но Боже, как же много от вас... Отодвигаешься, вжимаешься всем телом в спинку стула и смотришь на девушку почти жалостливо. Зря ты попросила посмотреть дочку, ой зря. Тебе теперь кажется, что кто-то ледяной хваткой вцепился во внутренности и безжалостно их скручивает.
- А еще я была беременна. Вот недавно, в апреле сделала аборт... Сейчас могла бы ходить с животом, а потом могла бы родиться вот такая девочка, как у тебя... Очень похожая, наверное, - ты никому об этом раньше не рассказывала. Знала только Иса, которая ходила с тобой в клинику, и сама не понимаешь, что вызвало такой приступ откровения. Тебе кажется... нет, ты просто уверена, что твой ребенок был бы просто копией Эмили. Потому что осознавать это почти физически больно, и это похоже на какой-то ебучий рок. - А потом я бы ушла из порно, нашла бы себе нормальную работу. Начала бы одеваться прилично, перестала бы материться, потому что при ребенке не хорошо, - ты перечисляешь это всё с мрачным видом, не сводя напряженного взгляда с Шарлотты. Две минуты назад будущее параллельной тропинки было укрыто ветками, едва просматривалось. Сейчас всё словно обвалилось и бы видела его. Отчетливо. Прямо перед собой. И было ли тебе страшно? Ощущала ли ты страх от того, что могла бы в один прекрасный день проснуться, взглянуть на себя в зеркало и увидеть там себя, но такую нормальную? Без всего этого безумного пиздеца в манере двигаться и говорить, одеваться, во взгляде и в жизни. Того самого, который отталкивал людей, но за который ты так отчаянно цеплялась. Не знаешь, честное слово, не знаешь. Никогда, наверное, не сможешь понять, правильные ли делала выборы в прошлом...

Весьма резкая смена настроения, ты сама от себя такого не ожидала, если честно. Нехорошо из-за своих заебов портить настроение другим людям, ты бы подумала об этом, будь хотя бы чуть-чуть менее ошарашенной.
Благо, происходит что-то, что помогает отвлечься на короткие мгновения и увести тебя от депрессивного настроя. Звенит колокольчик у двери, и ты чисто машинально поворачиваешь голову, чтобы посмотреть. Удивленно вскидываешь брови, когда обнаруживаешь человека в костюме дровосека. Того самого, из сказки. Его тело состоит их жестяных (ну, по-крайней мере, они так выглядят) цилиндров, а на голове почему-то красный блестящий колпак. Дровосек проходит мимо вашего столика и занимает место в дальнем углу зала. Находишь взглядом официанта, ожидаешь увидеть его удивленным, но он направляется к столику с таким невозмутимым лицом, что на секунду решаешь, что у тебя крыша поехала. Или, блин, водка в коктейле паленая...
Переводишь взгляд на Шарлотту и по её взгляду понимаешь, что всё нормально, крыша пока еще стоит, это просто какие-то странные вещи происходят в кафе. И-и-и... О чем вы там говорили? А, о твоей работе.
- Ну... Мои знакомые в ноябре прошлого года открыли порно-студию здесь, в Сакраменто, и чисто по приколу предложили мне попробовать сняться. По-моему, сами удивились, когда я согласилась. А согласилась я потому что... банально. Нравится мне трахаться, и я подумала, что почему бы не получать за любимое занятие еще и деньги. Тот факт, что меня снимают на камеру, и кто-то где-то потом на это всё передергивает... Не знаю, меня не смущает. Пусть, мне типа не жалко, - пожимаешь плечами и рассказываешь совершенно спокойно, словно вы разговариваете об обыденных вещах. Хотя, на самом деле, внимательно наблюдаешь за Ширли, подмечая любые изменения в её мимике. Тебе любопытно. - В итоге всё оказалось, конечно, намного менее радужнее и приятнее, чем я ожидала, но зарабатываю я больше, чем обычные студенты, так что мне нормально. Главное, чтобы поменьше народу знало. Реакция вечно какая-то дебильная у людей, - не то, чтобы ты не понимаешь, почему так... Но можно же реагировать где-то дома на кухне, да? Зачем при тебе это делать, блин...

- Я хочу с ней познакомиться, - заявляешь вдруг, ни с того ни с сего. Да, ты рассказывала про свою работу, но на самом деле не могла перестать думать о Эмили. - Ну, точнее, если ты не против... - вот это уже чуть менее уверенно.

Ты действительно не можешь сказать прости. Кажется, что если это простое слово из шести букв вдруг сорвется с губ, то реки выйдут из берегов, небеса разверзнутся и случится что-то непоправимо страшное. А самое главное, тебе кажется, что ты проиграешь. Окончательно и бесповоротно. И хотя уже проигрывала, всё то время, пока скучала по нему, когда он ушел. И особенно сильно в эту неделю, когда сидела у его дверей и ждала, как какая-то преданная собачка, потерявшаяся, но нашедшая в конце концов дорогу домой, чтобы затем сидеть и ждать хозяина. Ничего не потеряно и ничего не проиграно, пока ты не призналась в этом самой себе, а главное, ему. Ведь вы всё еще играли в эту игру. Правила не поменялись, вы лишь старались сдерживать себя, больше всего походили на зависимых людей, которых насильно отлучили от их любимых азартных игр. Держались изо всех сил, но все-таки были уже её частью. Ничего не могли с собой поделать. Собирались продолжить мучить друг друга, наслаждаясь каждой секундой этой сладкой пытки. Кажется, что выдери это из вас, полностью, с корнем, и не станет от вас половины... Той, самой важной, на которой всё и держится.

Ты всегда больше всего на свете не любила бездействие. Но даже не подозревала, что стоять и не шевелиться - может оказаться так невероятно сложно. Всего один маленький шаг отделяет тебя от него, и так невыносимо сильно хочется его сделать. Обвить руками шею, прижаться к нему, утыкаясь лицом в грудь, делая глубокий, судорожный вдох и ощущая дрожь в теле. От его запаха, от его тепла, от того, что он просто рядом. Это попросту не укладывается у тебя в голове. И в сердце. Да в теле, Господи, не укладывается, как можно настолько сильно кого-то желать. Прямо сейчас кажется, что сильнее воздуха и сильнее даже самой жизни. Может быть, это и называется любовью. Когда начинаешь желать человека так же сильно, как желаешь вещей, без которых жизнь попросту невозможна. Необъятное, невообразимое чувство, к которому просто невозможно быть готовым. Оно накрывает тебя, как безжалостная лавина. Причиняет удовольствие и боль одновременно. Он просто рядом. Просто стоит вот тут и молчит, а ты уже сбита с толку, не ощущаешь почвы под ногами, и в голове пронзительно, болезненно пульсирует одно единственное жаление - сделать шаг вперед. И тебе даже представить страшно, что случится с тобой, когда расстояния между вами не станет.
Впрочем, мысль об этом все-таки не является самой пугающей. Что действительно страшно, так это то, что он может прогнать тебя. Сделать шаг назад, от тебя, а затем указать на дверь. И ты никогда не сможешь ощутить себя так же, как ощущала сейчас. А самое главное, никогда не узнаешь, насколько хорошо станет на душе, когда, после долгой разлуки, после ощущения, что потеряла навсегда, все-таки прижмешь к себе и утонешь в объятиях. И ты уверена, что это в конце концов тебя погубит. Потому что ты будешь оглядываться на этот день, на этот самый момент, всю свою жизнь, понимая, что потеряла нечто грандиозное. Что уже никогда и ни с кем не сможешь воссоздать и повторить. Что-то, по сравнению с чем меркнут все остальные чувства и эмоции.

Напряженно следишь за тем, как тлеющий кончик сигареты соприкасается со стеклянной поверхностью пепельницы и гаснет. Затем, как Том делает шаг для того, чтобы, - сердце в этот момент, ты могла бы поклясться, пропускает удар, - закрыть дверь. Закрыть её. За тобой. Набираешь полные легкие воздуха, еще не испытывая облегчения, но вот-вот добираясь до него, слишком медленно и тягуче сладко. По коже стадами пробегают мурашки, он еще не прикоснулся к тебе, а тело уже, заранее отзывается на эти грядущие прикосновения. Ты теперь знаешь это. Уверена в этом. И щелчок замка - как удар молотка судьи, который всё расставил на свои места. Никуда он тебя не отпустит. Никуда ты не уйдешь. Не сегодня. Никогда.
Притягивает к себе, действительно резко, и ты даже как будто удивляешься этому, словно ожидала совсем другого. Хотя, на самом деле, удивляешься скорее урагану чувств, который рождается в душе. Хватаешь губами воздух, потому что его вдруг оказывается катастрофически мало. Закрываешь глаза, жмешься к нему и тебе кажется, что ты просто не можешь выдержать этого колоссального напряжения, какое рождается между вами в эту секунду. Распадешься на части, сгоришь прямо у него в руках, потому что всё это, то, что происходит с вами, слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Терпкий запах сигарет, мятной жвачки, одеколона, его чуть колючий подбородок и сильные руки, пальцы, запутавшиеся в волосах - ты отмечаешь каждую деталь, так отчетливо, одна, вторая, третья, словно кто-то отстукивает в голове ритм. Хочешь запомнить это мгновение, отпечатать его у себя в голове, пронести сквозь время и периодически возвращаться к нему у себя в голове, испытывая каждый раз этот чистый, неподдельный восторг и трепет. Но в чему это всё, когда прямо сейчас ты тут, всё еще с ним, и это пока еще не воспоминание. Восхитительная, счастливая реальность, которая с каждой секундой становится только лучше и лучше.
Подхватывает тебя на руки и ты улыбаешься, потому что действительно соскучилось по нему и по вам. По тому, как по-хозяйски он с тобой обращается, вертит и крутит в своих руках, как ему удобно. И для тебя, наверное, навсегда останется загадкой: почему он делает так, как хочется ему, но в итоге получается именно так, как устраивает и удовлетворяет тебя. Постоянно попадание в цель, словно вы действительно подходили друг другу. На том самом уровне, о котором не догадывались и не подозревали.
Прямо сейчас ты не испытываешь привычного дискомфорта от стены за спиной. Прямо сейчас, может быть впервые за долгое время, а может и за всю жизнь, у тебя и мысли не возникнет о том, чтобы отстраниться и уйти. А потому, какая разница, есть ли за спиной стена? Вжимает тебя в неё, и вжимает в себя, а ты наконец губами находишь его губы и это ощущение... просто невозможно описать его словами. Могла бы сказать, что в голове абсолютная пустота, но это не было бы правдой. Потому что в голове был Томас, заполнял собой мысли, сознание, душу. Заполнял зияющую пустоту в груди, которая была всегда, но ты попросту не подозревала о том, что она может быть кем-то заполнена. Действительно забываешь, как дышать, целуешь грубо и требовательно, обнимаешь, жмешься, руки скользят по груди, по шее, глядят спину, до боли вжимаешь пальцы в его кожу. Пусть отдаст... Пусть отдаст всё, что забрал у тебя, когда ушел и не вернулся. И пусть заберет то, что принадлежит ему по праву.

- Я не знаю, как у меня вышло его так толкнуть... - начинает Лола, но затем резко осекается. Слова вылетают изо рта прежде, чем она успевает их отфильтровать и хорошо, что она сейчас уже в относительной безопасности. Не алкоголь, а сыворотка правды какая-то, честное слово. Надо людей под следствием, наверное, набухивать, а потом проводить допросы. - То есть, я хотела сказать, что не помню. Не помню, что толкала его. Вот, - всё так же уверенно и несвязно заявляет Ло. Разговаривает она бодро, хотя для того, чтобы понять каждое слово, нужно, наверное, приложить усилия. Язык заплетается, и приходится действительно стараться, чтобы быть понятой.
- Они... - девчонка морщит нос, пытаясь вспомнить лица парней и еще хоть что-нибудь. То ли действительно очень дохрена выпила, то ли громкая музыка, а затем резко тишина подействовали, но воспоминания какие-то перемешанные, хуй поймешь где что находится и что за чем следует. Так, она же одна пришла, да? Сама две минуты назад сказала, что одна. Значит... Так, да, правильно: - Нет, я их первый раз в жизни видела, - и если бы не Дейдре, которая каким-то мистическим образом догадалась, что ничего хорошего не происходит... Да, не произошло бы ничего хорошего. И Лоле пока даже не страшно, она всё еще не понимает, от чего её спасли. Рада только, что они убрались с того места, и парней больше не видно.

Незнакомка оказывается не только участливой, но еще и щедрой. Сама от себя, небось, не ожидала, да? И Лола благодарно кивает ей, принимая сигарету. Можно было бы поблагодарить словесно, но, как уже было упомянуто выше, язык ворочался с трудом, и чтобы им шевелить, приходилось напрягаться. А напрягаться Ло даже в трезвом виде не очень любила, что уж говорить про пьяное состояние...
И Хантер стоит и послушно ждет, пока ей дадут прикурить. Ждет достаточно долго, потому что незнакомка вдруг решает получше разглядеть свою зажигалку, и Ло только и остается, что стоять и слегка покачиваться, отчаянно цепляясь за чувство равновесия. Но вообще, знаете, она совсем не против стоять и молчать. Лежать или сидеть - конечно, намного лучше, чем стоять, но раз уж посидеть ей не дали, а лежать было негде... Ну, как негде... Было где, но вряд ли ей бы позволили сейчас просто лечь в этом переулке, рядом с кирпичной стеночкой и...
Когда незнакомка протянула всё-таки Лоле зажигалку с зажженным огоньком, та как раз с нежностью разглядывалась асфальт рядом со стенкой, мечтая лечь и не шевелиться. Но кто же даст, да? Вот, заставляют стоять. А скоро вообще заставят идти.
В очередной раз кивает, типа в знак благодарности и затягивается, не испытывая при этом облегчения. Как мутило, так и мутит, как хотелось лежать, так и хочется... - Нет, не пойду домой, пойду за тобой, - последнее она хотела произнести у себя в голове, чтобы лишний раз не пугать сердобольную незнакомку, но... вырвалось.

- Идти могу. Наверное. Проверим щас, - несколько секунд Ло меланхолично разглядывает место на асфальте, куда плюнула брюнетка, и даже почти решает это вот повторить, но в последний момент передумывает. Она в таком состоянии, скорее, заплюет себе всю одежду, чем попадет так же на асфальт. Эх...
- Меня Лола зовут. И да, это действительно моё имя, - морщится, заранее отвечая на вопрос, который задают почти все, с кем приходится знакомиться. Наверное, это простенькое "Ло-ла" подходит ей настолько, что в головах окружающий просто не укладывается так сразу. - А тебя?

И Лола идет. Ну, или очень пытается. Старательно передвигает ноги, однако идти ровно - непосильная для неё задача. То и дело цепляется носком обуви за свою же ногу, грозится упасть. Шатается, иногда заваливается куда-то в бок. В конце концов, не выдерживает и цепляется за плечо брюнетки, желая хотя бы в ней найти опору.
- Вот скажи мне... - ну вот, пришло время для пьяных разговоров. На самом деле, Лолу весь вечер подмывало с кем-то поговорить, но было не с кем. Наверное, место она выбрала неправильное. Надо было идти в бар, или в паб, где можно было бы изливать душу бармену. А в такой давке, как сегодня, бармен заказ если услышит - хорошо, какие там задушевные истории?
- Почему, вот вроде общаешься с парнем, и крутой, милый там.. ну крутой, короче! Хороший. И всё вроде нормально, а потом, блять, выясняется, что он, сука, ебаный маньяк, который может пытать людей, - Лола спотыкается и почти повисает на Дейдре всем телом. - Извини! - выпрямляется и продолжает так, словно ничего не произошло. - Причем.... Я абсолютно серьезно. Ты прикинь? Прям ножом по коже парня, и там всякая кровь, и парень вопит, рыдает, - картинки так живо начинают мелькать в мозгу, что Ло даже останавливается, задумчиво глядя себя под ноги и прижимая ладонь ко рту. Вырвет или не вырвет? Пронесет или не пронесет? Глубокий вдох... Еще один... Нет, вроде нормально. - Ну это же пиздец, да? В каком ебаном веке мы живем. И что я, блять, делаю не так в этой жизни, что у меня такие вот друзья... - Ло вздыхает и правда не понимает, что не так. Хотя, казалось бы, ответ более чем очевиден.
- А нам долго еще идти? Я в туалет хочу...

Тому.

Под ногами гудит мост, он вибрирует уже так сильно, что ты чувствуешь это даже через подошву обуви. И это просто чертовски отвлекает и пугает. Где-то в районе живота, буквально чуть ниже груди, завязывается болезненный узел. Из-за него сбивается дыхание, путаются мысли, слишком стремительно кончаются силы. Вы еще даже близко не в безопасности, преодолели не такой уж большой путь, а событий произошло столько, сколько не случается, порой, за целую неделю. И конечно же, это изматывает. Уже измотало и, по-правде говоря, всё, чего тебе хочется: опустить на асфальт и лежать, не двигаться. Иногда ты завидуешь трусливым и нерешительным людям, ведь именно так они поступают в подобных ситуациях. Делаю именно то, что хотят. Но, к сожалению, с твоей удачей, если бы ты была хоть немного менее решительной или храброй, уже давным давно бы где-нибудь померла.
Тебе приходится стиснуть зубы и через силу выполнять все манипуляции со жгутом и перекисью. Штанина пропиталась кровью, уже намного больше алого, чем синего, и ты ожидаешь, что к горлу, как обычно, начнет подкатывать тошнота, но ничего подобного не происходит. Кажется, ты все-таки перебарываешь свой страх. Правда, не можешь сказать, что рада этому. Потому что не пожелала бы никому оказаться в ситуациях, когда этот самый страх можно научиться блокировать. И да, делать что-то действительно тяжело, когда ты делаешь это с живым человеком, который всё чувствует, вздрагивает, стонет и даже кричит от боли. Хмуришься и до боли кусаешь губы, потому что больше всего на свете хочется бросить это всё нахер и сбежать.
- Не за что, - улыбаешься ему в ответ несколько неловко. Тебе хочется поддержать его как-то, сказать, что всё будет хорошо, но слова не находятся. Зато трясутся руки. Да, руки начали трястись в тот момент, когда ты наконец отпихнула от себя аптечку. Фу, ни за что в жизни ты не будешь подобным больше заниматься. И как люди вообще могут хотеть быть врачами, медсестрами, нарочно желать этим заниматься.

Томас озвучивает мысли, которые уже крутятся у тебя в голове. Вам обоим очевидно, что он вас только задерживает. И, что самое главное, задерживает тебя. И это не может не раздражать, потому что ты, точно так же, как и он, привыкла рассчитывать в таких ситуациях на себя. Выбираться самостоятельно, прилагать все усилия, на какие только способна. Говоря откровенным языком, Том сейчас - балласт. А такие как ты, балласт обычно скидывают...
- Я подумаю, - отвечаешь неопределенно, краем сознания уже начиная раздражаться от его командного тона. Он же не ожидает, что ты абсолютно всё будешь делать так, как он говорит, да? Это было бы очень самонадеянно с его стороны. И да, тебе действительно очень хочется его бросить. Но пока вы не достигли толпы, у вас есть несколько минут на размышления и... На самом деле, ты же себе просто не простишь этого. Еще один человек, из этого бесчисленного количества людей, с которым случилось что-то плохое из-за тебя. Но в этот раз, не просто какой-то мифический человек, которого ты в лицо даже не знаешь, а Томас, который... Заслужил и не заслужил одновременно. У тебя вот-вот голова, кажется, треснет, когда ты мысленно пробегаешься по самым ярким воспоминаниям: изнасилование, а теперь вот это его поведение, Том тебя спас уже дважды. Может быть, если бы тебя не было рядом, он бы и не пострадал...
- Я знаю, что прыгать в воду опасно. Я видела, что случается с такими людьми, - произносишь устало, и вот вы уже являетесь частью толпы. Непроизвольно прижимаешься ближе к Тому и чуть крепче сжимаешь его ладонь. Если тебе придется его отпустить, то пусть это будет сознательное решение, твой собственный выбор, а не так, что вас просто толпой оторвет друг от друга.

Хлое, всё еще Тому.

В какой-то момент ты замечаешь на асфальте странное шевеление. Опускаешь глаза и теперь отчетливо видишь человека, рыжую шевелюру, израненные ноги и руки. Определенно девушка, которой очень досталось и наверняка требуется помощь. Слава Богу, она догадалась забраться под грузовик, иначе бы её затоптали насмерть. Да, она молодец... Но как же ей, наверное, страшно. И больно. И никто не поможет ей. Иди дальше... Год назад ты оказалась почти в такой же ситуации на этой магистрали. Иди дальше! Лола, не вздумай! Где бы ты была сейчас, если бы тебе не помогли? Просто левые, абсолютно чужие, неравнодушные люди... Время на размышление - три секунды. Тебе хватает.
- Блять, - ты, кажется, сама возмущена своим поведением. Когда вы достигаете щели между фурой и машиной спереди, вытаскиваешь туда Тома, потому что это сейчас единственной место, где нет народу. Все толпятся сбоку, в проходе. - Я так просто не могу, - кажется, всерьез оправдываешься перед Томом за то, что не смогла пройти мимо, когда человеку потребовалась помощь. А затем опускаешься на колени и заглядываешь под фуру. Вот она, рыжая мордашка, вся в веснушках и крови. Перепуганная, ревет.
- Эй, ты сильно ранена? Давай ты проползешь еще чуть-чуть и я помогу тебе вылезти? А затем уже встанешь на ноги, тут чуть-чуть меньше народу, получится подняться. Хорошо? Договорились? Тогда давай. Только поторопись, пожалуйста, у нас совсем нет времени.

Себастьян был не прав. Акцент, в действительности, волновал меня гораздо сильнее, чем то, как выглядела его квартира. Люди, они вообще мне вообще всего казались намного интереснее, чем то, что их окружало. Окружение было чем-то вроде недостающих кусочков мозаики, но зачем они нужны, если еще в человеке не всё собрано? В данный конкретный момент я была увлечена Себастьяном, и теперь, когда вокруг не было больше людей и прочих отвлекающих элементов, когда только стены и мебель, можно было сосредоточиться на нём окончательно. И на звуках его голоса, с этим специфическим акцентом, который так нравился многим людям. Нравился и тебе.
- Еще один ирландец... Вас как-то слишком много развелось, - протягиваю с некоторым разочарованием в голосе, хотя оно скорее показушное, чем настоящее. Может быть, всё пытаюсь дразниться, потому что... ну в самом деле, какое мне дело, сколько ирландцев у нас в городе, и почему их вокруг меня, конкретно меня, так дохера.

Как только мои губы находят его, всё вокруг тот час же перестает иметь значение. Ухмыляюсь сквозь этот поцелуй, горячий и влажный, в котором мы словно боремся и мне, конечно же, хочется его перебороть. Себастьян сильный, намного сильнее меня и есть что-то невероятно возбуждающее в том, как он прижимает меня к себе. Продолжаю тянуться к нему, обхватываю шею руками, ладони скользят по плечам, по гладкой коже спины, затем к шее, забираясь и ероша короткие волосы. Мне хочется трогать его, прикасаться, и может даже показаться, будто я боюсь пропустить руками хотя бы миллиметр его тела.
Его футболка действительно сильно меня раздражает, и когда он избавляется от неё, когда наши голые, разгоряченные тела прижимаются друг к другу, потихоньку сносит крышу. Если вдуматься, в мире довольно много вещей, которые меня не прельщают или наводят скуку. Ничего не имею против кровати, однако не считаю её чем-то обязательным для занятия сексом. Если приспичит, можно вполне устроиться прямо на полу. Или у стенки. Или вон на том комоде было бы просто замечательно. А еще можно не дойти до спальни и расположиться на диване, главное чтобы он не был кожаным, а значит холодным и скользким.
- Ага, - хмыкаю, когда земля окончательно, в последнем из возможных смыслов, уходит из под ног. Спальня, так спальня. Только скорее, ладно? Водится за мной такой грешок... Нетерпеливость. Особенно если приезжаешь к мужчине домой, из какого-то места, тратя время на дорогу, подъемы по лестнице, совершенно необязательное знакомство.

Оказываюсь на кровати и тот час же выбираюсь из под Себастьяна, в очередной раз толкаю в грудь руками, чтобы он лег на спину, а я могла забраться на него сверху. Так - лучше всего, и честное слово, нет ничего лучше, чем быть сверху. Божественный вид и контроль над ситуацией.
Теперь мне уже мешают его джинсы, но прежде чем заняться ими, вновь припадаю к его губам, целую всё так же требовательно, сосредотачиваясь на ощущениях, понимаю, что от возбуждения начинает сбиваться дыхание. Выгибаюсь и двигаюсь, нарочно трусь задницей о его пах.
С трудом отрываюсь от его губ, но лишь за тем, чтобы наконец избавиться от остатков одежды на нас. В очередной раз замечаю на себе взгляд Себастьяна... тот самый, из-за которого всё у нас и началось. И Боже, как я люблю, когда мною любуются. Преображаюсь на глазах, из девочки-подростка превращаюсь в соблазнительную девушку, с мягкими, плавными движениями, с изгибами, от которых не хочется отрывать взгляд. Греюсь в его взгляде, наслаждаюсь им и как будто готова пойти на всё, что угодно, лишь бы он продолжал смотреть. Спускаюсь чуть ниже, собираясь уже снять с Себастьяна джинсы, но в последний момент передумываю. Мне жутко нетерпится раздеться окончательно и ему, наверное, нетерпится тоже. Но чем дольше ожидание, тем интереснее, нет? Ловлю его ладони, чтобы затем поместить себе на грудь, совсем ненадолго, потянуть их ниже, руководить его руками, чтобы он ладонями очертил мой тонкий силуэт. Прекрасно знаю, что красивая и соблазнительная. Прекрасно знаю, что ему нравится наша разница в размерах, наверняка так же сильно, как мне. Хочу, чтобы он прочувствовал её сильнее, чтобы залюбовался, восхитился градкостью кожи и тем, какой я маленькой и хрупкой кажусь в его руках.
Оставляю его руки для того, чтобы всё так же медленно, дразняще расстегнуть ширинку своих шорт. Мне едва хватает терпения для того, чтобы проделывать все медленно, стаскивать с себя их, чуть покачивая бедрами, соблазнительно выгибаясь, оголяя с каждым мгновением всё больше и больше кожи. Кусаю губы, чтобы не сорваться, не свожу с него взгляда. Смотри-смотри!
Когда шорты вместе с бельем приземляются на пол, рядом с кроватью, терпение наконец лопается. Наклоняюсь и мастерски быстро справляюсь с ремнем на джинсах, с ширинкой, стягиваю с него джинсы, трусы, отбрасываю в сторону. С недавних пор я полностью перешла на противозачаточные, так что даже не думаю переживать по поводу презерватива или его отсутствия. Опускаюсь на мужчину медленно и осторожно, даю себе пару секунд на то, чтобы привыкнуть к нему, затем начинаю двигаться. Пока еще очень медленно, словно продолжаю свои попытки раздразнить его, а чтобы как-то отвлечься, не перейти на более быстрый темп, наклоняюсь за поцелуем.

Ну вот, и чего было строить из себя недотрогу? Тоже мне, блин, полегче, не лезть мне под футболку, не смотри татуировки. Лола хитро щурится, потому что реакция мужчины её более чем удовлетворяет. Иногда кажется, что все её действия и слова направлены исключительно на то, чтобы вызвать в человеке какие-то эмоции, чем сильнее, тем лучше. В мужчинах это чаще всего удивление и похоть. Чем сильнее, тем лучше. Если удивление заменяется охуением - вообще отлично. Вряд ли Мартин рассчитывал, когда собирался сегодня в поездку, что на дороге подберет девицу, которая вот так сходу, спустя меньше часа после знакомства, решит с ним переспать. Но Лола ничего особенного и страшного в этом не видела. Секс - как способ сбросить напряжение после долгого дня, насыщенного событиями и переживаниями. Когда еще и делать ничего толком не нужно, только целовать, обнимать, да получать удовольствие - вообще отлично.
Из душа Лола выходит еще более вымотанной, но довольной. Сегодня ночью у неё получится нормально поспать, да еще и не где придется, а на настоящей кровати. О том, что спать можно в горизонтальном положении, вытянувшись во весь рост, на чем-то мягком Лола забыла уже по третий день своего путешествия, когда деньги начали поджимать и на мотели перестало хватать. А еще она чистая, оттраханая, и нет ничего лучше этого ощущения.

Девушка наспех вытирается полотенцем, а затем заваливается на кровать, ощущая себя почти счастливой. Вот ведь мало нужно человеку для счастья. И да, вот это всё в её понимании и было приключением. Уж точно лучше, чем сидеть дома, как однокласснике, перед компом или протирать задницу на скамейке в парке. Ей типа даже похвастаться будет чем, когда вернется в школу. Было бы чем, точнее, если бы Ло имела привычку такими вещами хвастаться. Но нет, лишь самодовольно улыбалась и принимала, как должное. И в ней это просто чувствовалось. С каждый годом всё больше дикости и распущенности.
Перед тем, как заснуть, Хантер делает последнее в списке её обязательных дел на сегодня. Срывает с Юля одеяло, желая рассмотреть наконец его татуировку полностью. Чуствует себя чутьли не пабидительницей, потому что да, ей всетаки это удалось. Хотя и только сейчас, в душе было как-то не до того.

Лоле ничего не снится и спит она хуже, чем рассчитывала. Все-таки, бессонные ночи оставили за время поездки отпечаток на сознании. То и дело просыпается, оглядывается, потому что уверена в том, что надо вставать, срываться с места, куда-то идти. Потом, правда, до измученной головы доходит, что происходит, и ложится спать дальше. И вечно так. Трахаться с первым симпатичным встречным - это всегда пожалуйста, а спать потом с ним в одной кровати как-то неуютно. Не получается расслабиться окончательно.
Она могла бы проспать, наверное, до обеда, но просыпается в половину восьмого, садится и понимает, что всё, уснуть уже не получится. Эта мысль в голове очень отчетливая, и сна ни в одном глазу. Смотрит на спящего Мартина и пытается решить, что ей делать дальше. Зачем она вообще тащится в Сан-Франциско, хотя у неё там ни знакомых, ни денег с собой нет? Просто будет, как тупица, весь день шляться по улицам? Или поселится на пляже, не будет вылазить из воды? Именно в этот момент Ло замечает на тумбочке наручные часы и в голове что-то щелкает. Разумеется, она решает, что Мартин - её судьба. Несколько в ином смысле, не в том, в каком видят мужчин всякие наивные барышни.
Хантер тихо вылезает из кровати, не желая будить Юля. Быстро одевается, затем обходит кровать и берет с тумбочки часы. Вертит их в руках. Не шарит, на самом деле, но надеется, что они дорогие. Ну там, серебряные, например. Ладно, потом поймет, когда сдаст... куда-нибудь. Придумает куда. Далее подбирает бумажник, вытаскивает оттуда всю наличку. Замечает пакетик с белым порошком, кидает несколько удивленный взгляд на мужчину. Примерно догадывается, что в нём может быть, но решает, что нет времени разбираться, так что кидает к себе в рюкзак. Пригодится. Можно попробовать сбагрить где-нибудь в клубе и разжиться деньгами.

Проделывает всё быстро и очень тихо, если честно, не в первый раз вот так сваливает от мужика, пока тот еще спит. Ворует вот правда в первый раз, но да и черт с ним. Осторожно закрывает за собой дверь, чтобы щелчок замка не разбудил мужчину, идет к дороге. В животе страшно урчит, а она как раз проходит мимо автомата со всякой дребеденью съедобной... Ладно, всё позже. Пока слишком страшно. Вдруг Мартин сейчас проснется и догонит её? Блин, не могла проснуться раньше?
Днём машин чуть больше, чем ночью. Лола быстрым шагом идет вдоль дороги, выставляя руку каждый раз, когда мимо проезжает автомобиль. И как назло, дорога идет прямо, хорошо просматривается. Она может идти так хоть десять минут, а силуэт от мотеля всё равно рассмотреть реально. И ни единого куста, в который можно было бы сигануть с перепугу...

Металлические звенья цепочки впиваются в кожу, когда она тянет меня обратно к себе, наверх, за очередным поцелуем, и я усмехаюсь чуть слышно, решаю послушать и хоть раз сделать именно так, как ей хочется. Впрочем, судя по реакции Энди на мои слова, на поцелуи, на движения - я всё только так и делаю, как ей хочется.
Ловлю её губы своими губами, но лишь на пару мгновений, потому что губы я вроде как изучил, хотя готов был изучать их снова и снова, но оставалась еще куча мест, которые изучить предстояло. И слишком поспешно стаскиваю с неё футболку, улыбаясь тому, как Энди выгибается и помогает мне, с какой готовностью избавляется от своей одежды, и как нетерпеливо пытается лишить одежды меня. Меня это возбуждает, милая белокурая девочка, у которой еще никого не было, но которая так смело собирается её исправить. Странно, что всё так вышло. Девственности я лишал девушек не один раз, и даже не два, но никогда не придавал этому значения. Это они, девушки, носились со своей невинностью как с чем-то важным и ценным, искали подходящую кандидатуру, выбирали, тестировали, ведь первого раза больше не будет, как не будет и первого мужчины. Обычно, меня это не касается. Мне совершенно плевать, что они возлагали на меня какие-то надежды, и плевать, что я не оправдал их, что разочаровал или расстроил, потому что забыл обо всем на следующий день, или не появился, или появился, но только для того, чтобы потрахаться еще раз, а вот потом уж точно пропасть. Так было всегда, но не в этот раз.
Мои губы растягиваются в совсем уж широкой улыбке, что-то самодовольное и нахальное, будь я девушкой, сам бы себе врезал, честное слово. Но её это "нет" будоражит, а еще приносит весьма интересные мысли в голову. Если это её первый раз, и если в какой-то степени первый для меня, раз мне впервые в жизни не плевать, может сделать какое-то интересное исключение?
Я откидываю её футболку куда-то в сторону и замираю несколько мгновений, упиваясь видом. Гладкая кожа, тонкая талия, плоский живот, на ней не оказалось лифа, и моим глазам предоставлена маленькая, красивая грудь с затвердевшими от возбуждения сосками. Я кладу ладонь ей на ключицу, затем медленно веду вниз, по груди, пальцами задевая сосок, и еще ниже, по животу, где пальцы в конце концов упираются в ткань джинс. Если до этого план в моей голове был незрелый и какой-то неуверенный, я понимал, чего хочу, но не понимал, как именно хочу это получить, то вот оно, я наконец определился.
— Я покажу, — выдыхаю и всё еще звучу насмешливо, под стать нахальной ухмылке, которая сопровождаем меня все эти минуты. Вместе с футболкой я стаскиваю с себя еще и цепь, чтобы не мешалась, а еще чтобы у неё больше не было возможности тянуть меня за что-то, управлять, сегодня я собираюсь решать самостоятельно. Как последний эгоист, но она не будет против, я знаю. Ей даже понравится. Мне хочется добавить "потом", но я сдерживаю себя, иначе раскрою свой коварный план.
Нетерпеливая девочка уже собирается стащить с меня джинсы, когда я убираю её руки своей ширинки, и губами возвращаюсь к её шее. Занимательное путешествие по гладкой коже, она пахнет чем-то сладким, видимо гелем для душа, а еще ей самой, и мне хочется целовать её, чем дольше целую, тем сильнее хочется. Каждый сантиметр кожи, и я медленно исследую губами её дело, целую, кусаю, пальцы глядят, надавливают, а еще я не могу налюбоваться ею, глубоко дышу, вдыхаю запах и даже не думаю поторапливаться, проверяю её терпение, а заодно своё. Каждый раз, когда она пытается пробраться пальцами к моим джинсам, аккуратно убираю её руки и продолжаю свой путь. От шеи и до пупка, особенное внимание уделив груди, и Боже мой, до чего она красивая...
К моменту, когда я добираюсь до её джинс, мне кажется, я не выдержу и сорвусь. Расстегиваю ширинку, стягиваю с неё джинсы, а затем сразу, без промедления и белье. И снова не тороплюсь, раздвигаю ноги, и первый поцелуй приходится на внутреннюю сторону бедра, внизу, почти около колена. Наблюдаю за ней, реагируя на её движения, и на мимику, немного злюсь, что здесь темно, я хотел бы видеть всё лучше. Нарочно медленно ползу поцелуями вверх по её ноге, пальцами поглаживая половые губы, нашаривая упругий бугорок клитора. Вязкая влага на пальцах, я так её хочу, что приходится соскрести в кучу всё самообладание, на какое я только способен. И вместо того, чтобы начать ласкать её уже губами и языком, переключаюсь на вторую ногу, всё так же медленно поднимаясь выше.
Мой план предельно прост. Я собираюсь довезти Энди до оргазма, может быть до двух, или до трех, не знаю, насколько удачливым и умелым я сегодня буду. Языком, пальцами, уверенно и умело, я умею, у меня, блин, большой опыт в этом. И находить наслаждение в её стонах, в том, как она выгибается от наслаждения и не знает, куда деть руки, как пальцами касается волос. Когда тело пронзит легкая дрожь, а очередной стон получится особенно громким. Интересно, а оргазм у неё тоже первый? Вдоволь намучив её, и намучившись сам, выпрямлюсь, потянусь к бокалу, сделаю несколько глотков. В горле пересохло, я так возбужден, что сейчас слечу с катушек, и явно переоценил собственные возможности, когда решил, что сегодня удовольствие получит Энди, и так и не лишится девственности, оставим это на какой-нибудь другой раз, пусть предвкушает и хочет. Должно было получиться мучение для неё, а получилось для неё...
Разглядываю её, голую, лежащую на полу, и уверен, что ей понравилось. Еще уверен, что ей хочется большего, и вот тут уже начинается самое интересное: я буду отказываться и отнекиваться. И пусть уже что-нибудь скажет, хочу услышать...
В конце концов, выпиваю содержимое бокала почти залпом, ерзаю, поправляю джинсы в паху. Жмет и неудобно, пиздец бля... Нахожу на столике пачку сигарет с зажигалкой, закуриваю, делаю одну затяжку, затем передаю ей. Мне смешно, но я решаюсь на самую неподходящую в данный момент реплику: — Что ты там говорила про кальян? — но, на самом деле, что угодно, любые, даже самые нелепые попытки отвлечься от неё, такой красивой и такой голой, чтобы все-таки не сорваться и не трахнуть.